Завод «Мосэлемент». Коммунистов всего 63 человека, исключенных 17 человек, из них исключено в 1933 г. 4 человека и при проверке партийных документов – 5 человек. Завод «Спецснабжение». Коммунистов 59 человек, исключено 36 человек. Исключенных на этом заводе: при чистке исключено 11 человек, при проверке 10 человек и при обмене 3 человека. Завод им. Ворошилова № 58 – дроболитейный завод, всего коммунистов там 122, исключенных 45 человек. Безусловно, много, это – большая сила. Исключено при чистке в 1933 г. 8 человек, и при проверке партийных документов исключено 8 человек, а остальные 29 человек исключены в разное время.»
Далеко не факт, что все исключенные в этой чистке были троцкистами, это троцкист Хрущев выполняя установки антисоветского блока бил по многим честным людям, стремясь показать «лояльность» Сталину и одновременно нанести урон партии. После него и краткого перерыва выступал Георгий Маленков, верный Сталину администратор ВКП (б). Его речь фактически стала критикой того, что ранее говорил Хрущев. Он осуждал исключение по пассивновсти: «Ошибки с исключением по мотивам пассивности являются тем более недопустимыми, что многие партийные организации далеко не так скоро, как с пассивными, добрались до действительных врагов партии. Приведу ряд примеров. Начну с Киевской организации. В Киевской партийной организации 450 троцкистов сумели обойти доверчивых руководителей и благополучно прошли и проверку, и обмен партийных документов. Разоблачили их позже, уже после того, как они получили партийные документы. В то же время в киевской организации было исключено по мотивам пассивности 1100 коммунистов.» Маленков привел еще примеры того, как чистки, которые должны служить орудием очищения партии, на деле стали инструментом троцкистов, вот по Москве: «В Московской организации 820 троцкистов и зиновьевцев получили новые билеты и после этого были исключены как враги партии. В то же время по мотивам пассивности было исключено 6400 коммунистов. В Ленинградской организации 400 троцкистов и зиновьевцев получили новые билеты и после этого были исключены как враги партии. В то же время по мотивам пассивности было исключено 4600 коммунистов. Как видим, партийные организации с большой легкостью подходили к делу исключения из партии по мотивам пассивности, не умея в то же время своевременно разоблачить подлинных врагов партии».
Маленков просто показал, что число исключенных за не преступную пассивность было намного выше, чем прошедших партийную проверку троцкистов. Так было много где, он приводил пример за примером. Далее Маленков припомнил нескольким членам ЦК, как они пригревали у себя троцкистских последышей, зная об их «бывшем» троцкизме. Он назвал друзей троцкистов , ранее выступавших на пленуме: Саркисова, Рындина, Лавреньтьева, Варейкиса. После объявили перерыв до вечера. После выступал глава совнаркома Украины Панас Любченко, один из лидеров правых на Украине, наряду с Косиором, Балицким, Якиром и недавно Постышевым. Как часто бывает заговорщики все чаще начали клевать друг друга, перекладывая вину друг на друга. Особенностью его выступления стала резкая атака на Косиора и Постышева, которых он обвинил в том, что троцкисты попали в органы власти. Причем последнему досталось особенно сильно. Он говорил долго, приводя факты проникновения врагов на ответственные должности. Любченко также заявил о разложении врагами комсомола Косарева. Он до такой степени перекладывал всю ответственность на других за разложение, что получил ответ Кагановича: «Тов. Любченко, вы не ответили на вопрос т. Сталина насчет Политбюро ЦК КП(б)У как коллектива. Вы говорите о двух секретарях, но не говорите о Политбюро как о коллективе, в том числе и о себе как члене Политбюро. Вы все это видели. Где вы были, почему не ставили этого вопроса?» Адекватного ответа он не дал.
Далее выступал глава профсоюзов Шверник, лоялист, его выступление в основном задевало внутренние проблемы профсоюзов. За ним второй секретарь Ленгоркома Угаров, он вспомнил об убийстве Кирова, говорил о том, что троцкисты контролировали целые районы северной столицы: «Партийные аппараты райкомов и обкома были засорены либо контрреволюционными троцкистско-зиновьевскими элементами, либо людьми, которые не способны обеспечить боевое проведение в жизнь линии и директив нашей партии. У нас особенно пораженными в смысле засорения вредительской и контрреволюционной деятельностью оказались два райкома, это – Выборгский райком, в котором секретарем был т. Смородинов, и Василеостровский райком, где секретарем был т. Волцик. В Выборгском райкоме засела группа троцкистско-зиновьевских двурушников, в Василеостровском райкоме на кадрах был в течение ряда лет враг, который был тесно связан с контрреволюционной террористической группой Академии Наук. В аппарате городского комитета, товарищи, мы должны были снять и сняли с работы сейчас зав. промотделом. Этот зав. промотделом входил в состав бюро горкома— Светиков. Имеются данные, что он является активным участником контрреволюционной организации правых. В составе инструкторов мы имели врагов, которых мы удалили из аппарата во время обмена, а впоследствии арестовали как активных участников контрреволюционной террористической организации».
Следом выступал Владимир Полонский, начальник полит.управления и заместитель наркома НКПС, еще один правый среди окружения Кагановича. Он о вредителях говорил мало и после перерыва передал слово главе комсомола Косареву, который рассказал о шагающей славе организации. Выступавшие далее Хатаевич, Вегер и Попов говорили о необходимости исправления ошибок. После этого пленум окончательно завершал Сталин.
В начале последней речи Сталин предупреждал от впадения в крайность в управленческих делах, что надо во всем иметь меру. Тему самих вредителей он задел лишь кратко, перейдя на вопросы кадровой работы, как правильно подбирать надежные кадры. Он предупреждал о подборе людей по принципу личной преданности, без учета реального авторитета среди населения, требовал от руководителей уметь признавать свои ошибки. Сталин особенно подчеркивал не увлекаться чистками, избегать перегибов, так, как это идет на пользу врагу, называл это бесчеловечностью. Он говорил: «То, что мы за это время понаисключили десятки, сотни тысяч людей, то, что мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, то, что за последние два года чистка была и потом обмен партбилетов – 300 тыс. человек исключили ….Вот, все эти безобразия, которые вы допустили,– все это вода на мельницу наших врагов…. Бездушная, бесчеловечная политика в отношении рядовых членов партии, отсутствие всяких интересов у многих из наших руководителей к судьбам отдельных членов партии, эта готовность тысячами вышибать людей, которые оказались замечательными людьми, когда мы их проверили, первоклассными стахановцами, готовыми идти на всякие жертвы.
Все это создает обстановку для того, чтобы умножать резервы для врагов— и для правых, и для троцкистов, и для зиновьевцев, и для кого угодно. Вот с этой бездушной политикой, товарищи, надо покончить.»
В завершающей части Сталин снова требовал прекратить впадать в крайности: «И еще одна оплошность или погрешность наша, я уже не знаю. Уж если простой человек провинился, у наших людей нет другой меры, кроме исключения, как одно время было у нас в уголовной практике – либо расстрелять, либо оправдать, как будто нет промежуточной ступени. Допустим, член партии не мог присутствовать на собрании раз, другой раз. Ну, ты его позови, предупреди, что нельзя уклоняться от партийных собраний. Ну, если он все-таки не может присутствовать или, если был такой случай, что не мог заплатить членские взносы, тут ты его опять же предупреди. Ну, можно указание сделать, можно над вид потом поставить, можно потом выговор ему записать и можно потом дать срок – вот тебе срок,– за это время ты как-нибудь исправься. Или если он самых элементарных штук по части нашей партийной идеологии не знает, есть некоторая азбука, которую член партии должен изучать, ну, дать ему срок, помочь изучить. Если не помогает, перевести в кандидаты, ежели и это не помогает, перевести в сочувствующие. Нет, у нас не хотят этого. Либо ты член партии, либо вон из партии. Это же нехорошо, товарищи, нехорошо.
Вот таковы вопросы, о которых я хотел поговорить сегодня».
После этого доклад Сталина одобрили, приняли резолюцию и пленум объявили закрытым.
Глава третья. Вскрытие правых в НКВД
Предчувствие разоблачения
Когда еще шел февральско-мартовский пленум, ответственные люди в центре и регионах внимательно следили за происходившими событиями, им было о чего волноваться. Большинство государственных и партийных работников высокого звена, так или иначе, были в рядах правых, троцкистов, волна разоблачений теперь могла настигнуть многих из них. Их настигало не формальное следствие ЦК, следствие НКВД во главе с начальником секретно-политического управления Владимиром Курским, Прокурор Ленинградской области Павел Пальгов был одним из таких правых, в 1928-1929 гг. он примыкал к правым, но информацию об этом позже скрыл. Он узнал про арест 27 февраля Рыкова и Бухарина, который быстро стал известен за пределами столицы. Причем ходили недостоверные слухи, что арестовали и Генриха Ягоду. 28 февраля у него гостил зам. Начальника радиоуправления наркомата связи Василий Зубов, он сказал, что Бухарин, Рыков и Ягода арестованы. Пальгов не поверил, что Ягода арестован, добавив об реальных арестах других троцкистов: начальника городского порта Бронштейна и зав.промотделом горкома Светикова. Это были важные фигуры и очевидно, что это был еще не конец.
Днем 1 марта, он ездил по делам в Ораниенбаум, затем находился в доме отдыха Ленсовета, потом вернулся в Ленинград приблизительно между 19:00-20:00 и посетил зам. Председателя облсуда Ростовцева. У него он пробыл до 23:00, после чего пьяный вернулся домой, около часу ночи взял револьвер, приставил в голове и застрелился.42 Причина самоубийства, вероятно была в последнем разговоре с Ростовцевым, который сообщил Пальгову, что на него есть изобличающие материалы, а значит его арест дело времени. НКВД также имело анонимный донос, что он принимал участие в заговоре с целью убийства Сергея Мироновича Кирова, вместе с бывшим председателем облсуда Грибовым.43
13 марта Сталин получил сообщение прокурора Вышинского о самоубийстве прокурора Западно-Казахстанской области Акжарова. Это случилось 9 марта, за две недели до этого ничего не предвещало такой развязки. 27 февраля он отдыхал в Крыму, в это время главный чекист области Михаил Ромейко заявил, что прокуратурой двух дел связанных с национализмом, директоров совхозов Мухамеджанова и Есенова. Прокурора срочно отозвали из отпуска. Собрался партийный актив области во главе с секретарем Измуханом Курамысовым, главой облисполкома Иван Спировым,главой горкома Уральска (столицы области) Кузнецовым и зам. нач. УНКВД по области Хухаревым, они все поддержали обвинение. Из этой кампании только Хухарев был относительно «чист» и прямо не замешан в грязных делах. Они решили найти стрелочника, который ответит за проблемы в их области. Акжаров не отмалчивался, он обвинил Спирова в потере бдительности, обвинил НКВД в смазывании дел и завявил, что Хухарев связан с троцкистами.
8 марта, в праздничный день противника прокурора провели новое партийное собрание, где его прямо обвинили в национализме, препятствовании правосудию, коррупции, предложив снять его с должности и привлечь его к уголовной ответственности. Ему предложили писать объяснительную, но он не стал этого делать. Днем 9 марта он выстрелил в себя, по одной версии из ружья, по другой из Браунинга, получив смертельное ранение. Его госпитализировали, но вскоре он умер. Спиров доложил в Казкрайком 9 марта об случившемся: «В 13.40 у себя на квартире Акжаров выстрелом из браунинга по-видимому пытался покончить самоубийством, тяжело ранил себя, находится в больнице, с его согласия делается операция.»44
А Алма-Ате потребовали провести проверку произошедшего и 15 марта специальная краевая комиссия постановила:
«Комиссия обкома не ограничилась только проверкой материалов, относящихся к служебной работе Акжарова, но начала копаться в его личных семейных и бытовых делах, а член комиссии заместитель начальника НКВД Хухарев легкомысленно выдвинул ряд непроверенных и мелочных обвинений насчет его личной жизни и связей с чуждыми людьми. Обком поступил неправильно, приняв решение и опубликовав на второй день после самоубийства извещение о том, что Акжаров якобы застрелился, запутавшись с националистами.
Ввиду того, что Хухарев донимал Акжарова рядом неправильных обвинений, считать невозможным его дальнейшее оставление на работе в НКВД Западно-Казахстанской области. Принять к сведению заявление т. Залина, что приказом по НКВД КАССР Хухарев снят с работы заместителя начальника НКВД в Западно-Казахстанской области.»45
Расследование по Акжарову более не проводилось, поэтому нельзя сегодня точно сказать, был ли он право-троцкистом или нет, что он делал для них и что нет. Но сам факт самоубийства яркое и косвенное доказательство, что да. Обвинения были достоверными, если бы он был бы невиновен, он боролся бы за свое чистое имя, но он стрелял в себя, зная, что ему не удастся отвертеться. Через несколько дней нарком внутренних дел Казахской ССР Лев Залин выдвинет новое обвинение, на этот раз против прокурора Казахской ССР Сулеймена Ескараева и его заместителя Виктора Распопова, они оба покрывали троцкистские банды. Эта была ситуация, когда обвинители и обвиняемые были правыми и троцкистами, которые начинали уничтожать друг друга.