– Все, – бесстрастно подтвердил я. – Я бы мог сделать для нее все на свете. НО ЭТО НЕ ДАВАЛО ВАМ ПРАВА МНЕ ВРАТЬ! Как вы посмели мне соврать?! Вы, мой наставник?! Которому я верил?! Вы послали меня, не предупредив! Не поставив в известность! В пустоту! Фактически на смерть! Как вы могли?! И не зовите меня сынком – вы мне не отец! Вообще – никто! Я думал, что нашел нового Петровича, наставника… отца! А вы просто старый интриган, который использует людей ради своих целей! Вы – Тварь! И я вам больше не верю!
Белокопытов сидел молча. Я тоже замолчал. О чем нам теперь говорить? Все сказано. Работа закончена. Стена готова.
Кто построил эту кирпичную стену толщиной в метр? Я? Разве – я?
Встал, защелкнул портфель, пошел к двери. Обул свои «старческие» ботинки, натянул вязаную шапку (мороз градусов пятнадцать, не меньше!) и вышел из дома. В голове пусто, в душе… а что в душе? Да ничего. Будто я сдал какой-то экзамен. Мне теперь легко, и я стал немножко умнее. По крайней мере, так говорит пятерка в моей зачетке. Пятерка ли? Может – единица?
До дому недалеко, так что я в охотку пробежался пешком. Снег визжал под ногами, а там, где прохожие накатали полоски-катки из темного, отражающего голубое небо льда, разбегался, катился, как будто мне было не семнадцать, почти восемнадцать, а всего семь лет. Встречные девушки невольно улыбались, когда я подмигивал им, хихикали, ускоряя шаг, а потом смотрели мне вслед, явно сожалея, что не могут вместе со мной прокатиться по ледяным дорожкам.
Жизнь продолжалась. И что в ней изменилось для меня? Да практически ничего – есть мама, есть я и есть моя жизнь. И есть цель, к которой я иду. Недостижимая цель, верно. Но как говорят китайцы – важна не цель, важен путь к цели. А он ясен и светел! Под вечер вышло солнце, и все вокруг сияло серебром – хорошая погодка! Просто мечта, а не погода!
Дома пахнет пирожками – мамиными пирожками! Господи, ну как же хорошо вернуться! И откуда она знала, что я приеду именно сегодня?!
Откуда? Хмм… небось позвонили… Белокопытов. Да ну его к черту! Забыть эту фамилию. Забыть дорогу к нему! Не нужен он мне. Никто не нужен – кроме мамы!
Я поел, наслаждаясь горячим чаем, пирожками и маминой воркотней, потом лег на кровать и долго лежал, глядя в потолок. Думать не хотелось, делать ничего тоже не хотелось. Только забыться и уснуть. Что я и сделал.
Проснулся на следующий день, утром. Спал, как есть – не раздеваясь, в одежде. Потащился в ванную комнату, зевая, почесываясь, пустил воду в ванну, разделся, влез и долго лежал – бессмысленный, пустой, как тело без души.
Что-то ушло. Что-то – будто потерял. Детскую наивность? Романтизм? Сам не ожидал, что они у меня еще остались. А я-то считал себя совсем взрослым… дурак. Вероятно, в каждом мужчине до самой смерти сидит мальчишка, верящий в справедливость, в благородство, в хороших людей, которые просто так делают добро. И я не исключение. Печально и грустно…
Вытершись досуха, снова побрел к себе в комнату. Нужно было кое-что сделать. Мама копошилась на кухне, завтракать пока не звала, так что времени у меня было навалом.
Я вывалил содержимое портфеля на пол. На кровать побрезговал – кто хватал эти деньги, какими руками? Еще какой-нибудь стригущий лишай подхватишь… чего-чего, а брезгливость у меня от мамы. Терпеть не может любой нечистоты.
Кучка образовалась приличная, и я сам удивился – сколько денег влезло в старый портфель! Я вроде бы и не так много в него насовал… кидал и кидал, пачку за пачкой. Голова, видать, была занята не тем, вот я и не обращал внимания, сколько беру. А то, что портфель тяжелый – так и я не слабак.
Прикинул по пачкам… если в каждой по сто купюр… О господи! Здесь только рублями сто тысяч! Семь пачек со сторублевками, восемь – полтинники. А еще здоровенная пачка стодолларовых купюр! И по прикидкам… тут не меньше чем тысяч пятьдесят! Эдакий кирпич из зеленых бумажек!
Семьдесят пять тысяч долларов. Я сидел в ошеломлении, глядел на сокровища, и в голове тупо билась прочитанная в детективном романе фразочка: «
И что теперь со всем этим делать? У меня ведь еще десятка тысяч баксов – вон там, в шкафу, завернуты в газету, под бельем. Маме не показывал – по понятным причинам. Она сразу заподозрит неладное, начнет выстраивать дурацкие предположения, чушь всякую нести! Расстроится. А зачем мне ее расстраивать? Совсем ни к чему. А значит, основную часть надо спрятать. Куда? Да закопать под кровать, в старые ботинки, и все тут. Рубли буду тратить, доллары пусть полежат. Им ничего не сделается, лежат себе да лежат, я ведь все равно не знаю, кому их продать. За валютные операции вообще-то уголовная статья, и ее никто не отменял.
Я посмотрел на календарь – сегодня суббота, а значит… а ничего это не значит. Все равно у меня нет водительского удостоверения! Потом, когда-нибудь. Куплю машину, никуда не денется. Успею, какие мои годы?
Я рассовал деньги по тайникам, часть оставил на расходы, сунув в куртку, и пошел завтракать – из кухни аппетитно пахло чем-то острым, пряным, и слюни у меня текли, как у голодной собаки, точно.
Ох уж эти барахолки! Чего тут только нет! Как, откуда везут весь этот импорт?! Где они взяли эти штаны, куртки, рубахи и «солнечные» очки с наклеенными на них «фирменными» этикетками?! С очками вообще интересно – меня всегда смешили умники, которые не отклеивали лейблы со стекла своих «суперочков». Ну как же! Иначе не видно, что они фирменные! Не видно, что ты отдал за них семьдесят пять рублей!