Я расхохотался, подошел к маме, обнял, поцеловал в щеку.

– Ты моя Железная Леди! Ты моя любимая мамочка! Я всегда гордился и горжусь тобой! И я ради тебя весь мир переверну, ты же знаешь!

– Но только откажешь в просьбе не ходить на эти дурацкие бои, – грустно улыбнулась мама и прихлопнула рукой листок бумаги, лежащий на столе. – Вот тебе адрес. Это частный дом на окраине, не очень далеко от нас – слава богу, а то бы ты таскался туда ночь за полночь. Звать его Петр Андреевич, фамилия его Белокопытов. Скажешь, что от Семен Семеныча.

– Горбункова? – не выдержал я и расхохотался.

– Да ну тебя! – Мама махнула рукой, пошла к двери. Уже в дверях остановилась, обернулась ко мне, серьезно спросила: – Завтра поедем тебя одевать-обувать? Или…

– Или! – твердо бросил я и сжал в руке бумажку с адресом. – Вначале туда. А за барахлом я и сам схожу. Куплю уж чего-нибудь, не беспокойся. Чего тебе зря ноги бить? Или ты хочешь прогуляться?

– Честно сказать – никакого желания гулять нет. – Мамино лицо скривилось, и она вдруг пошатнулась. Я бросился к ней, поддержал, мама благодарно кивнула: – Проводи меня. К вечеру накатывает, ломит все – просто ноги отваливаются. И как я еще живу? Только ты меня и держишь в этой жизни, как якорь… Кстати, муки надо – кончается. И сахару надо. И масла уже нет. Как освободишься – купишь по списку, я попозже напишу… Эх, Толя, Толя… и куда ты лезешь? Лучше бы боксом занимался! Кстати, учти, двести девятнадцатую статью еще никто не отменил! Знаешь эту статью? Вижу – знаешь. Она сейчас не работает, да, но при желании закрыть по ней можно просто на раз. Так что не болтай лишнего… друзьям всяким там… подружкам. Кстати, а что у тебя с подружками? «Сестренки»-то не пишут? Нет? Жаль. Хорошие девчонки. Увидишь, скажи – я по ним скучаю…

Я посмотрел вдоль улицы – улица как улица. Ряды деревенских домов, с вкраплениями новостроек. Кооперативы дали возможность подзаработать предприимчивым людям. Это потом закрутят гайки – как и всегда бывает после нэпа, а теперь…

Мама рассказывала, что раньше, буквально «вчера», запрещали строить двухэтажные дачи. Только один этаж. Нельзя, и все тут! Иначе сразу ОБХСС, и понеслось. Это сейчас всем плевать, а ОБХСС занимается тем, что сосет деньги у кооперативщиков и завмагов, а тогда… тогда, чтобы купить автомашину на свое имя, милиционер должен был подать рапорт на имя начальника УВД. Разрешит – покупаешь. Не разрешит – ездишь на трамвае. Но прежде чем подписать – объясни, откуда деньги на машину?! Смешно? Наверное, смешно. Только – кому?

Дом Белокопытова ничем не отличался от других деревенских домов. Такие же наличники, любовно вырезанные из дерева и покрашенные белой краской, сирень в палисаднике, высокий забор в голубой краске, и вроде как совсем недавно крашенный – пахнет свежим и даже слегка царапается ногтем (попробовал!).

Поискал звонок – звонка не было. Ну и как в эту крепость попасть?

Постучал в ворота – глухой стук, а где-то далеко, то ли у соседей, то ли во дворе дома Белокопытова, залаял пес – грозно ухая, как собака Баскервиллей. И снова никого.

Ну что же, придется стучать в окно. Отодвинул задвижку на калитке палисадника, перешагивая через кустики ромашек и настурций, подошел к окошку, аккуратно постучал, невольно вглядываясь в темное пространство за стеклом. Никакого движения, дом будто вымер. Занавески раздвинуты, но не видно ни зги. Неужели в доме нет ни одного источника света? Темень какая! Похоже, что пусто. Зря тащился.

Повернулся, чтобы уйти, и… едва не налетел на мужчину, стоявшего в проеме калитки. Он смотрел на меня внимательно, серьезно, серые глаза были чуть прищурены, как если бы он перелистывал картотеку у себя в голове – мелькали листы, имена, фотографии, и вот – есть! Результат! Брови чуть приподнялись, но лицо осталось бесстрастным:

– Ну?

Меня подмывало сказать: «Не «нукай», не запряг!» – так мама говорила, когда я эдак отвечал на ее вопрос. Невежливо, однако!

Седой ежик волос, жесткое, но одновременно невыразительное лицо. Я бы определил так – бывший мент или вояка. Не из богатых – одежда недорогая, хотя и добротная – клетчатая рубашка, свободные брюки и, как ни странно – кроссовки. Почти новые, «адидасовские», мечта любого мальчишки. Не выглядит на свои шестьдесят. Максимум дашь… хмм… а сколько же ему дашь? От сорока до семидесяти!

Вот есть такие люди, возраст которых черта с два определишь. Мужчины. Хотя… женщины тоже. С женщинами – там совсем другое. Ухищрения косметики, подтяжки-затяжки. А тут – Судьба будто заколотила человека в определенную форму, вот он и находится в ней до самой своей смерти – сжатый под огромным давлением и потому меньше других подверженный внешнему влиянию.

Крепкие плечи, кисти рук, перевитые крупными венами, вот и все, что бросалось в глаза. Нет, еще – яркое зеленое свечение, идущее от человека. Тварь! Это – Тварь!

Я замер. И что делать? Уйти? Он перекрывает мне выход. Ударить? Если это Белокопытов, так он мне башку отвернет за секунду – судя по рекомендации. Так что делать?