«Осадные орудия» собирались в обозначенных Эйрихом местах — он следовал инструкциям Энея Тактика, изложенным в трактате «О перенесении осады». Если среди римлян есть осадный инженер, а такой там может быть, то он поймёт, что его город готовятся штурмовать не случайные варвары, а компетентные захватчики.

Шли часы, город был оцеплен со всех сторон, попыток прорыва не предпринималось, только по реке Медоакус спешно ушло две небольших баржи с беженцами и посланниками к региональным властям.

Ближе к вечеру на осадную башню натянули коровьи шкуры, облепленные мокрой глиной — это Эйрих подсмотрел в опыте прошлой жизни: такое применяли отступающие хорезмийцы, защищавшие свои лодки и кораблики от огненных стрел, коими их щедро потчевали воины Темучжина. Было бы глупо, не примени Эйрих эту хитрость в несколько иной ситуации. Старинные осадные мастера писали о том, что надо вешать свежесодранные шкуры, чтобы точно не загорелись, но глина отлично липнет к любой шерсти, а также очень хорошо держит влагу.

Ещё, чтобы свободные воины не тратили время жизни напрасно, Эйрих заставил четыре сотни строиться в построение «Черепаха», имитируя при этом возможность передвижения этой сомнительной конструкции. К его удивлению, что-то даже начало получаться, хотя некоторые воины выбивались из строя и разрушали общий успех. А римляне на стенах видели множество опций, которыми «эти грязные варвары» собираются брать город.

На переговоры никто не вышел, поэтому Эйрих решил для себя, что потратит на имитацию подготовки к штурму ещё несколько дней. Заодно его конные отряды поездят по окрестностям и соберут «урожай» из ценностей и провизии.

— Мы всерьёз собираемся брать этот город? — спросил во время ужина Аравиг. — Если да, то у нас не хв…

— Ты в здравом уме? — удивился Эйрих. — Ты что, не видел эти стены и башни⁈

— Но… — тысячник, также исполняющий обязанности заведующего материальной частью, не ожидал от него такой реакции. — Но тогда зачем?

— Дадим римлянам настояться, — ответил Эйрих. — Пусть подумают о перспективах, об ужасе, который мы можем обрушить на них за непокорность, а также о разорении, которое мы им обязательно причиним в случае успеха штурма.

— И потом? — присоединился к беседе Хродегер, нежно баюкающий свою перебинтованную левую руку.

Его неплохо достал плюмбатой какой-то комитатский легионер. Заживает рана плохо, поэтому тысячник не скоро вденет свою левую руку в держатели щита.

— А потом они попросят переговоров, — усмехнулся Эйрих. — И я буду суров, но справедлив. И они выплатят нам дань за причинённое нам беспокойство.

— Какое беспокойство? — не понял Аравиг.

— Мы мирно идём на запад, а они тут стоят целым процветающим городом — тебя это не обеспокоило? — поинтересовался Эйрих.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся тысячник. — А ведь действительно, обеспокоило!

— Ну! Ха-ха! — со смехом поддержал его Хродегер. — Стоят тут, понимаешь! А мы-то, ха-ха, мирно идём!

— Будут упорствовать — у меня есть, чем их удивить, — серьёзным тоном произнёс Эйрих. — Но римляне ценят свои жизни превыше всего, поэтому пойдут мне навстречу.

Плотно поужинав, Эйрих завалился спать в своём элитном шатре, какой и не снился его отцу…

С рассветом он проснулся полным сил и готовым к плодотворным переговорам. И не успел он позавтракать вчерашним мясом, как ему сообщили, что из города выехала делегация, остановившаяся на дистанции перелёта стрелы от лагеря.

— Седлайте Инцитата, — приказал Эйрих, вернув кусок мяса обратно в котелок.