— Что-то я подзабыл, — заявил Хоэль и спросил: — Куда мне сесть?
Судя по виду Лусии, ей очень хотелось ответить: «У порога», — но она промолчала, поджав губы.
— Садитесь рядом со мной, — спокойно сказала Катарина, которая уже пришла в себя после того, что ей пришлось выслушать и увидеть.
О том, что в Тьерге ходят грязные слухи на ее счет, она догадывалась, но никогда еще не была свидетельницей подобных пересудов. Услышать такое из уст соседа об убийствах, об охоте за богатством — это было омерзительно, ужасно, и то, что Хоэль ударил дона Хименоса… Она не сдержалась и снова посмотрела на мужа искоса. Неужели, он защищал ее? А почему, собственно, она удивилась? Однажды он уже спас ее, защитил, хотя они встретились случайно, и рыцарь в блестящих латах не мог знать, что она — дочь коннетабля дель Астра. Тогда он бросил вызов врагам, не посмотрев на численное превосходство, а сегодня бросил вызов городским сплетникам, не подумав о приличиях. И он не сказал ей из-за чего ударил. Постеснялся повторять грязные домыслы? Или испугался, поверив в них?
Рука ее дрогнула, и сахар, который она добавляла в чашку с рисовой кашей, просыпался на скатерть.
— Вы бы не утруждали себя, донья, — сказал Хоэль.
— По-моему, кто-то обещал молчать, — напомнила Катарина и поднесла к нему ложечку, наполненную кашей.
Лусия вытаращила глаза и позабыла есть, наблюдая, как Катарина кормила мужа — медленно, ложку за ложкой, не выказывая ни брезгливости, ни раздражения. Когда чашка опустела наполовину, Хоэль мотнул головой, показывая, что достаточно.
Катарина отставила чашку и взяла салфетку, чтобы промокнуть ему губы. Он не понял и сначала дернулся в сторону, но потом позволил себя вытереть. Прикасаясь к его рту, Катарина даже через ткань ощутила твердость его губ. Будто выточены из камня, но такие нежные, когда целуют. Зачем он поцеловал ее тогда? Все это время она думала, что тот поцелуй был судьбоносным, и что сердце блестящего генерала дрогнуло так же, как и ее сердце, но Генерал не запомнил ее. Кто знает — может, он целует всех женщин, которых спасает.
Ей стало грустно от подобных мыслей. А ведь она клялась, что больше не станет растравлять душу из-за прошлого.
— Что вам угодно теперь? — спросила она как можно равнодушнее. — У нас рисовый пудинг и рисовые биточки
— Дайте попробовать и того, и того, — проворчал он, отчего-то мрачнея.
И хотя Лусия метала гневные взгляды, Катарина положила на тарелку ломтик пудинга с вялеными абрикосами, и пару биточков с зеленым горошком и сливочным соусом.
Хоэль съел кусочек биточка и мотнул головой, отказываясь. Попробовал пудинг — та же история.
— Кофе? — предложила Катарина.
— Благодарю, с кофем справлюсь сам, — ответил он хмуро.
Она поставила перед ним фарфоровую чашечку, и с состраданием смотрела, как муж осторожно зажимает чашку в ладонях и наклоняется к самому столу, чтобы отхлебнуть напиток. Сколько времени пройдет, пока он поправится окончательно?
Сделав глоток, Хоэль замер на пару секунд, а потом выплюнул все обратно в чашку.
Девушки, прислуживающие за столом, едва не уронили подносы. Лусия протестующее вскрикнула, а Катарина только сжала салфетку, призывая себя к спокойствию. Всякий раз, когда она проявляла сентиментальную жалость по отношению к своему мужу, он сотворял что-нибудь гадкое. Намеренно хотел разозлить ее?
Но Хоэль, похоже, и сам понимал, что поступил неподобающе, и извинился: