Князь прервался, когда вернулся слуга с подносом. Поставив его на стол, он открыл крышу, демонстрируя банановый пирог. Аромат был не знаком Алексею, но тем не менее, приятным. Слуга стал было разрезать лакомство, но барин забрал у него нож.
— Здесь я сам, вы пока свободны, Гриша.
Слуга откланялся и удалился.
— Ну так на чём я остановился? — спросил князь, разрезая торт на крупные треугольники.
— Вы говорили о правилах игры, которые изменились. — напомнил Алексей — Простите моё невежество, но о какой «игре» вы говорите? Всё ведь поделено давно. Сверху Хозяин, чуть ниже Старая Знать, состоящая из нескольких наиболее влиятельных родов. Их власть держится на многочисленных родах помельче, что правят городами. В вашем случае — вы протеже Долгорукой. Ещё ниже находятся «новобояре» и просто везунчики, которые успели получить дворянский титул прежде чем началась повальная консервация всего и вся. Где-то между всеми вышеперечисленными маячат неприкаянные интеллигенты и прочие разночинцы. А ниже уже идут те, кого такие, как вы называете быдлом. Последние думают только о выживании и толкания пиписьками сильных мира сего их не волнуют.
— Я восхищён, что вы, сами будучи гражданином «В» ранга, обладаете уникальными аналитическими способностями. — похвалил его князь — Значит, я действительно не ошибся, выбрав вас, а не Драговича. Возможно, если вы выполните мою просьбу, то вы станете основателем нового знатного рода.
Никитин не мог понять, говорит ли Анненков-Барисеев серьёзно или пытается его надуть. Даже если он говорил правду, то полковник не видел в такой перспективе ничего хорошего. Одна мысль о том, что вот так вот вместо князя может сидеть он сам, одетый в такой же неестественный маскарад и щеголять своим статусом, вызывала лишь дрожь. Однако, сейчас лучше не демонстрировать своё пренебрежения человеку, по одному приказу которого, его самого могут закопать заживо.
— О какой просьбе идёт речь? — спросил Алексей, демонстрируя заинтересованность.
— Навести порядок. — с улыбкой ответил князь — Вы правы, властям плевать на то что происходит внизу… если это напрямую не касается нас. А в этот раз, похоже, коснулось. В той директиве упоминалось об усиливающемся потоке контрабанды. Подозреваю, что подобное происходит во всех городах Ирия. Некто из «новобояр», пользуясь старыми связями наживается, провозя через трущобы запрещённые товары, добытые за Внешними стенами.
Анненков-Барисеев потёр свой перстень на безымянном пальце правой руки и зелёный рубин исторг свет, преобразовавшийся в голографическую проекцию запутанных графиков и статистических данных.
— Хозяина действительно не волнует, что происходит в трущобах. — продолжил князь — Но это не значит, что за ними никто не следит. Сейчас я вам покажу данные, предоставленные мне СБИ. Здесь показан график роста покупательской способности жителей трущоб. За последние месяцы, он значительно вырос. Если короче, то у черни появились лишние деньги.
— Мафия устраивает в трущобах склады для своего барахла, а местным приплачивает за молчание.
Князь оценивающе посмотрел на Алексея.
— А вы, господин полковник, проницательны.
— Просто я знаком с такой схемой. — ответил Никитин — Пару лет назад, мои люди накрыли наркопритон. В кустарной лаборатории клепали дурь и толкали в ульях. Мизерную часть выручки, дилеры платили жителям трущоб, за молчание. Собственно, поэтому они так долго избегали внимания.
Алексей не упомянул о последствиях того расследования. Наркопритон был ликвидирован, преступники арестованы и, в кои-то веке, понесли наказание, добропорядочные граждане были спасены… а жители трущоб вновь низвергнуты в нищету и голод. В очередной раз, борясь за справедливость, жертвовал этой самой справедливостью. Ведь спасение одних — обречённость для других.
— Если бы дело было только в наркотиках, то это не привлекло бы внимание СБИ. — воскликнул князь — Да и на простую контрабанду им, по большому счёту плевать.
«Только если, кто-нибудь не позарится на их долю» — мысленно ответил Алексей.
— Единственная контрабанда, которую нашу госбезопасность может волновать — это запрещённые технологии.
Барисеев неуютно поёрзал на стуле и несколько раз оглянулся, словно опасался слежки, но в его движениях была не вооружённым взглядом видна фальш.