Хороший знак – значит, она действительно исцелилась, – но… проклятье.

– Где. Мы? – отчеканила она каждое слово, пронзив меня взглядом. – Говори.

– Судя по тому, как ты на меня смотришь, ты и так поняла. – Не может быть, чтобы эта умная женщина не узнала наш храм.

– Похоже на Аретию, – показала она на окно. – Есть только один храм с такими колоннами. Я видела рисунки.

– Да. – Просто. Охренеть. Какая. Гениальная.

– Аретию сожгли дотла. Я и эти рисунки видела – те, что писцы привезли для показа публике. Мать говорила, что собственными глазами видела угли. Так где мы? – она повысила голос.

– В Аретии.

Как же невероятно свободно я чувствовал себя, отвечая ей только правду.

– Перестроена или не горела? – она повернулась ко мне спиной.

– В процессе восстановления.

– Почему я об этом не читала?

Я начал было отвечать, но она подняла руку – и я подождал. Она догадалась меньше чем за минуту.

Показав на мою метку восстания, она сказала:

– Мельгрен не может видеть намерения, когда вас больше трех рядом друг с другом. Вот почему вам запрещено собираться вместе.

Как тут удержаться. Я улыбнулся. И эта охренительно гениальная женщина – моя. Или была моей. Будет, если что-то зависело от меня. Хотя, скорее всего, нет. Я вздохнул, тут же утратив свою улыбку. Проклятье.

Нет, я не сдамся, пока она не ответит четко.

Пусть между нами все сложно, но мы и сами – сложные.

– А еще мы не настолько крупные, чтобы привлекать внимание писцов. Мы не прячемся. Просто… не афишируем свое существование. – Именно поэтому все здесь еще формально… мое. Знать не торопилась тратить деньги на выжженный город и платить налоги за бесполезную землю. В конце концов они заметят. В конце концов я ее лишусь. А потом лишусь головы. – Я расскажу тебе все. Только спрашивай.

Она напряглась.

– Сейчас скажи только одно.