Пожалуй, самое неприятное занятие — крутить баранку, когда тебе некуда ехать.
Я все думал, как хорошо было бы двинуть домой (зная, что не могу, ну никак), и меня охватила досада. Какого черта, в конце концов? Парню плохо, он обеспокоен, а при этом даже не может поехать к себе домой и поговорить с собственной женой. На мой взгляд, весьма прискорбное положение. Человек выбивается из сил — ради нее, между прочим, выбивается, — а она только и знает, что портить ему жизнь. Капает на мозги и досаждает, как будто у него и так мало поводов для беспокойства.
Мона не стала бы себя так вести. Эта малютка Мона — вот она действительно милая крошка, настоящая душечка. Ей в жизни пришлось сделать кое-что, чего делать не следовало, и, может, поэтому она не была такой безупречной, как Джойс, — точнее, не корчила из себя безупречную, в отличие от Джойс. Но…
Так, насчет Джойс. Джойс ничего особенного из себя не корчила. Можно подумать, она не умела браниться — умела, да еще как! Просто она шла на поводу у своего настроения, так что никакой показухи в этом не было. Но… Мона тоже была в порядке, и мне надо было с ней увидеться, надо было побыть с кем-то, поговорить с кем-то.
С кем-то — с кем угодно, — кто был бы на моей стороне.
Я поехал через весь город к торговому центру, куда Мона иногда ходила за покупками. Зашел там в маленький бар по соседству с аптекой и сел у входа.
Это было одно из тех мест, о которых невольно думаешь: и как они только не прогорают? Например, этот бар оказался полупустым. Старый скряга потягивал пиво за десять центов. Какая-то накрашенная дама налегала на шерри и каждые две минуты подсчитывала мелочь… Вот и вся клиентура.
Я заказал два двойных скотча. Когда я сказал бармену, что он может оставить себе доллар на чай, он чуть не упал в обморок от счастья.
Он поставил передо мной вазочку с орехами. Бросил пригоршню жетонов в музыкальный автомат. Я сказал ему, что свет у окна слишком яркий, и попросил его выключить. То есть я только начал ему об этом говорить. Он выключил свет еще до того, как я закончил фразу.
— Так нормально? Что-нибудь еще, сэр?
— Я вам сообщу, — ответил я.
Бармен понял намек и оставил меня одного.
Я сел на табурет чуть боком. Я поглядывал в окно, опершись локтем на стойку бара, выпивал и думал. Просто убивал время.
Я взял еще порцию выпивки, а следующая оказалась за счет заведения. Сделал пару глотков, глянул на часы. Было начало четвертого. Наверное, Мона уже не появится. Никогда не удается увидеть тех, кого действительно хочется видеть, так что вряд ли мне повезет.
Я встал и направился в сортир в глубине бара. Вышел — и тут же увидел ее. Она как раз проходила мимо, я едва успел ее заметить. Я медленно направился к выходу, словно просто хотел подышать воздухом.
Она зашла в супермаркет. Я подождал пару минут, а потом вернулся к своему табурету. Стоял рядом, попивая виски и искоса поглядывая на дверь.
Жетоны в музыкальном автомате кончились. Дама и старый скряга ушли. В баре было тихо и как-то гулко, и я услышал ее — услышал эти ее быстрые шаги — раньше, чем увидел. Я подошел к двери, когда Мона проходила мимо. И я не стал ее останавливать.
Я хотел поговорить с ней, но было кое-что, чего я хотел еще больше. Я хотел кое-что узнать. Поэтому я не стал ее останавливать, а только стоял в дверях и смотрел.
Я проследил, как через два квартала она свернула за угол. Наблюдал за ней, за машинами на улице, за людьми, а потом она скрылась из виду, и я почувствовал себя куда лучше. Хвоста за ней не было. Полиция за ней не следила. Мона вне подозрений, а значит, и я вне подозрений. Так что этот придурок Стейплз может взять свою проклятую иглу и…
Я вернулся на свой табурет, отчасти сожалея о том, что мне не удалось с ней поговорить (знаете, она ведь отличная девчонка), но и радуясь, что все так вышло. Теперь я был