Дальнейшая судьба бывшего уроженца Подмосковья и красивого матроса Дмитрия Попова печальна, как традиционно печальна судьба всех рьяных революционеров.

В ночь на 26 ноября 1920 года он был арестован в Харькове и по приказу Дзержинского направлен в Москву. В мае 1921 года Попов был расстрелян по приговору ВЧК, подписанному Дзержинским, во внутренней тюрьме Лубянки.

Собственно говоря, другой судьбы после участия в столь темном деле, как «заговор левых эсеров» у этого русского парня и быть не могло. Он ведь не был как Фишман, Саблин или же Блюмкин близким человеком Льву Троцкому. К тому же он слишком много знал…

То, что Попов был весьма осведомленным человеком, говорит хотя бы тот факт, что буквально перед началом всех событий с ним встречался и проводил какие-то переговоры начальник охраны Ленина А.Я. Беленький.

О роли Ф.Э. Дзержинского во всей этой дурно пахнущей истории мы уже говорили в этой статье. Это была ведущая роль. В той чекистской операции, где все от начала и до конца было сплошной провокацией, Дзержинский вместе с Троцким проявили высшую степень коварства и изощренной хитрости. По приказу Феликса Дзержинского – и это очевидно – были расстреляны безвинные люди. Ведь все придумал он сам, а они, эти жертвы, просто случайно оказались на пути его интриги.

Откуда такая жестокость по отношению к стране, к людям, среди которых довелось жить ему, польскому дворянину? Кстати, у его отца странное имя – Фрумкин Эдмунд – Рувим Иосифович. Впрочем, я плохо разбираюсь в польских именах.

Говорят, он был русофобом, говоря попросту, не любил русских. Он сам так вспоминал о своем детстве: «Еще мальчиком я мечтал о шапке – невидимке, чтобы стать невидимым и безнаказанно убить как можно больше русских».

Эту свою детскую мечту он осуществил в зрелом возрасте, когда, одев шапку руководителя чрезвычайной комиссии, развязал в России вместе с Лениным и Троцким «красный террор». Без суда и следствия были казнены сотни тысяч ни в чем не повинных людей, были введены в практику расстрелы безвинных заложников, создана система лагерей смерти, в которых погибли жертвы Кронштадта, Тихого Дона, участники крестьянских восстаний, сотни и тысячи священнослужителей. Он целенаправленно уничтожал лучших сынов России в Крыму, в Сибири, на всех просторах нашей Родины, где звучали голоса протеста против немыслимых бесчинств.

Он требовал расстрелов не по закону, а по классовому признаку. Все чуждые пролетариату классы подлежали уничтожению. Призывом к действию среди чекистов стали его слова: «Если ты не сидишь, и ты не расстрелян, это не твоя заслуга, а наша недоработка».

В архивах Комитета Государственной безопасности я видел множество документов, где рукой Дзержинского были синим и красным карандашом написаны резолюции: «Расстрелять» и «Расстрелять немедленно». Эти резолюции стояли на списках, где перечислялись сотни людей, участвовавших в акциях неповиновения или же, допустим, в Управлении КГБ по Ростовской области – жители казачьих станиц, подлежащих расказачиванию, что в основе своей означало уничтожение.

Политические пристрастия Дзержинского мутны и неопределенны и в разное время разные. Так, в молодости он контактировал с Бундом (по некоторым данным состоял в нем), затем переметнулся к социал-демократам, продолжительное время был левым коммунистом и как все левые коммунисты и левые эсеры был против подписанного Лениным Брестского мира. Может быть, поэтому Ленин всегда относился к Дзержинскому с недоверием. Также вполне вероятно, что именно поэтому Дзержинский с таким рвением участвовал вместе с Троцким в операции «мятеж левых эсеров».

Скорее всего, он страдал какими-то отклонениями в психике. С детства болел эпилепсией и, мучаясь припадками, скрывал это от окружения.

В раннем возрасте застрелил свою сестру Ванду. Застрелил нечаянно, но это, вероятно, не могло не сказаться на психике. А потом находился в аморальной связи с другой своей сестрой, что также говорит о нездоровой нервной системе. В самом деле, мог бы так себя вести нормальный человек?

Сразу после убийства германского посла графа Мирбаха Дзержинского, уши которого сильно торчали из всей этой истории, срочно скрыли от посторонних глаз и, как бы отправили в отставку. 8 июля 1918 года он сам написал прошение в СНК, что не может больше исполнять обязанности Председателя ВЧК, так как «является главным свидетелем всего происшедшего».

Он, конечно же знал, что вернется обратно. Наверняка, его на время убрали из карательного ведомства, чтобы он побыл где-то вне его, пока все уляжется, пока утихнут основные страсти. Ведь, несмотря на внешнее благополучие проведенной операции, было совершено немало ошибок, вполне заметных для того, кто захотел бы покопаться во всей истории. Например, не надо было быть большим сыщиком, чтобы понять, что Дзержинский вляпался в нехорошую историю с этой, якобы, липовой его подписью на мандате Блюмкину и Андрееву. Любой мало-мальски грамотный эксперт возьмет, да и сверит подпись на мандате с его настоящей подписью и обнаружится страшная вещь: подпись – то подлинная!

Дзержинский принял, как ему казалось, единственно верное решение: надо опередить возможный скандал и самому инициировать вопрос экспертизы подписи и легализовать факт ее подделки. За этой подписью много чего стоит: провокация с Мирбахом, расстрел его заместителя Александровича, который вообще не при чем, инсценировка мятежа, которого совсем и не было, расстрелы солдатиков и матросиков, которые виновны лишь в том, что наделали шум в городе, когда ему, Дзержинскому, это было нужно… За этой подписью стоит его, «железного Феликса», репутация и сейчас и в истории.

Поэтому, вернувшись на работу из «отставки», 22 августа 1918 года, он немедленно вызвал к себе нужных людей и уже на следующий день (!) 23 августа некий эксперт особой следственной комиссии С.И. Фролов сделал заключение, что «подпись на удостоверении сделана не Дзержинским».

Скажите мне пожалуйста, а какое другое заключение мог вынести этот самый исполнитель Фролов, если он сам и его начальник и вся эта следственная комиссия в конечном итоге подчинялись самому Феликсу Эдмундовичу? Все они вместе взятые и дня не прожили бы, если бы написали чего-нибудь другое.

Только я не думаю, что эта глупая бумажка сможет защитить Дзержинского от суда истории.

Кстати, троцкист Дзержинский (а он всегда поддерживал Троцкого) никогда не произносил красивых слов о том, что «чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками». Тем более, что сам таким он никогда не был. Как никогда не был ни «рыцарем революции», ни «кристально честным человеком», каким окрестила его досужая молва. На нем слишком много крови безвинных жертв.