– Возможно и так, друг мой Чудесник, – продолжил Навах. – Возможно вы правы, и мой мир всего лишь выдуман. Но ваш мир – ВЫМУЧЕН, дорогой мой Чудесник. Поверьте, он не столько страшен и жесток, сколько невыразимо скучен в своем страхе и жестокости. И те, кто пытаются его сохранить, и те, кто пытаются его переделать на новый лад, на самом деле – унылые бесталанности, которым не хватает ни дара, ни желания жить по-настоящему. Если уж убивать, то с яростью, если уж сопротивляться, то до самого конца.
Хотя общее содержание речи Наваха Свордену не понравилось, но последняя фраза произвела на него впечатление. Он даже крепче вцепился в автомат, словно ожидая приказа убивать всех подряд живорезов с яростью и до конца сопротивляться их натиску. Впрочем, ни Чудесник, ни Навах не обращали на Свордена пока никакого внимания. Кехертфлакш, что он тут вообще делает?!
– И вы хотите его переделать, друг мой Навах? Каким образом? Простите меня, друг мой Навах, – с сожалением сказал Чудесник, – но разве подобное в ваших силах? Разве вы не бледная тень того, кем были раньше?
– Вы меня не поняли, друг мой Чудесник, – ответил Навах. – Расскажу вам одну историю. Однажды, в том мире, меня вызвали в некий дом, который пользовался, скажем так, дурной репутацией. Обычно туда приглашали тех, кто по каким-то причинам совершил некие проступки. Люди, живущие в том доме, могли наказывать про-ступников, хотя чаще всего они просто беседовали с приглашенным. Понимаете, друг мой Чудесник? Всего лишь приглашали и беседовали. Учитывая их дурную репутацию, таких бесед вполне доставало. Беседа сама по себе становилась наказанием. Когда я шел туда, где мне был назначен разговор, я увидел страшную вещь. Около емкости для документов стоял человек. Мне показалось, что он хочет достать оттуда нужное ему вместилище, но человек вдруг нагнулся и лизнул емкость языком. Затем еще раз и еще. Пока я шел, он наклонялся и вылизывал, наклонялся и вылизывал. Поверьте мне, друг мой Чудесник, – это было жутко.
Чудесник слушал молча, лишь в коротких паузах становилось слышно тяжелое дыхание копхунда. Может, он что-то и понимал в сказанном Навахом, но Сворден, как не силился, ничего разобрать не мог. Какие-то дома, разговоры, емкости… Ну, стоит человек после допроса и целуется с сейфом. Чего тут странного? После пристрастного допроса и не такое с воспитуемым случается!
– И тогда, друг мой Чудесник, я понял – пока существуют подобные дома и люди, в них беседующие, всегда будут находиться вот такие, стоящие перед вместилищами и облизывающие их. И что тот мир не так уж светел, и если его и впрямь придумали, то те, кто его сотворил, ужасно состарились и разочаровались в жизни.
– Мир не так уж велик, друг мой Навах, а разум не так уж глубок, чтобы вместить его полностью. А вы сами – не точка на пересечении двух бесконечностей, – сказал Чудесник. – Мир вовсе не злонамерен. То, что происходит с вами, происходит только с вами, а не с миром. Помните, мы говорили…
Сворден вообще перестал понимать о чем они толкуют, а главное – почему они об этом толкуют, и еще главнее – за каким умгекеркехертфлакш он здесь сидит, имея сомнительное удовольствие лицезреть копхундью морду Чудесника?
– Хорошо, друг мой Навах, – вдруг сказал Чудесник, прервав изложение какой-то весьма запутанной, как показалось Свордену, идеи. – Я устрою вам свидание с трахофорой. У меня есть… – Чудесник запнулся, подбирая нужное слово.
– Вертолет? – с надеждой спросил Навах, подавшись вперед.
– Да, вертолет, – подтвердил Чудесник. – Я дам вам вертолет. Вам нужно время для сборов?
– Нет, дружище мой Чудесник! – вскочил на ноги Навах, чуть ли не пританцовывая от нетерпения. – Я и так слишком долго ждал!
Сворден хотел заикнуться о необходимости пополнить боеприпасы, но сообразил, что для этого придется еще какое-то время попользоваться гостеприимством живорезов, и приткнулся. Невыносимо хотелось сбежать из здешнего зверинца прямо сейчас. Поэтому он только спросил:
– А что такое вертолет?
Вертолет на поверку оказался жутким устройством. Будь воля Свордена, он использовал бы его исключительно для допросов с пристрастием самых гнусных материковых выродков. Выродков из выродков.
Список претензий к, кехертфлакш, машине сложился у Свордена обширный, хотя, в принципе, можно было ограничиться уже первым пунктом – она летала.
Когда Чудесник привел их к затерянному в глубине леса ангару, и они с Навахом увидели вертолет, то Сворден поначалу никак не мог сообразить – как эта штука передвигается по земле. Неуклюжее тело машины с раздутым передом и длинным тонким задом венчали поставленные друг над другом лопасти, а опиралась она на крохотные толстенькие колеса. Больше всего вертолет смахивал на стальную саранчу.
– Ну и рухлядь! – не сдержал восторга Навах, на что Чудесник несколько обидчиво выразился в то смысле, что друг Навах отнюдь не обязан принимать в дар чудесную машину и вполне может предпринять путешествие пешком, благо он, Чудесник, с удовольствием укажет ему направление…
Навах прервал Чудесника, уверив того, что его неосторожное восклицание ни в коей мере не выражало разочарование от столь щедрого дара, а наоборот – являлось свидетельством восторга, который охватил его, Наваха, при виде вертолета…
Пока они обменивались взаимными любезностями, Сворден обошел машину, попинал колеса, заглянул в кабину, где размещались два кресла, стиснутые приборами и рычагами, поискал вооружение (не нашел) и еще раз попытался прикинуть – как несуразная машина может ездить, а главное – каким образом Навах собирается на ней пробираться через лес.