И в это мгновение Т-34 вздрогнул всем корпусом и загудел, набирая обороты. Я быстро глянул — лома между катками больше не было — вытащил ушлый немец, а вот когда он это сделал, я и не заметил.
Я запрыгнул на броню, но было поздно, верхний люк оказался задраен изнутри, и передний, судя по всему, тоже был закрыт.
Немец забрался внутрь нашего танка, где находились изувеченные тела членов экипажа, и завладел машиной. Более того, сумел с ней справиться.
Башня танка начала медленно поворачиваться в сторону «Уральца». У фрица было два пути: либо попытаться уехать прочь с поля боя на захваченной машине, либо же занять командирское место стрелка-наводчика и дать бой. Он выбрал последнее.
Я не сомневался, что и Евсюков, и Корякин видят меня в данный момент. Поэтому замахал руками, мол, бейте его, на меня не смотрите! И тут же сиганул с танка вниз на землю, умудрился при этом не упасть, и сломя голову бросился к своим.
Фриц опоздал буквально на долю секунды. Везение сегодня все время было явно на его стороне, но в последний момент на мгновение отвернулось чуть в сторону.
Этого хватило. Башня танка лишь чуть-чуть не довернула до нужной позиции, когда из нашего орудия выплеснулось пламя. Несчастную 34-ку с мертвым экипажем прошило бронебойным снарядом насквозь, уничтожив внутри все, что еще могло быть живым. Башня более не двигалась, замерев, и я понял, что в этот раз мы победили.
Надеюсь, чертов немец принял мучительную смерть!
Я вернулся к своей машине и забрался в открытый Казаковым люк, после чего мы резво двинулись в сторону основной схватки. К этому времени первая линия немецкой обороны была уже практически взята. С холма еще стреляли пушки, но туда уже взбирались с десяток наших машин и несколько сотен пехотинцев, и я видел, что скоро все кончится.
Здесь же внизу немцы еще отбивались. Кто-то из наших, кажется, «Комсомолец», придумал такую штуку — бойцы тросами прикрутили сзади к танку разбитую вражескую пушку, вывороченную из станины, и теперь «Комсомолец» шел вдоль траншей, таща пушку понизу.
Немцы, несомненно, были опытными солдатами. И танками они были обкатаны, но такого фокуса еще не видали.
Пушка, непредсказуемым образом кувыркаясь в ходах сообщений, неумолимо неслась вперед, сметая все на своем пути, калеча и убивая всех, кто попадался ей навстречу. Спасения не существовало — лишь бегство, но и убежать фрицы не могли, их расстреливали идущие следом за этим импровизированным орудием смерти автоматчики.
— Так их! — азартно приговаривал Евсюков. — Бей! Бей! Бей!
Мы перемололи в кровавую кашу нескольких немцев, попавших под наши траки. Евсюков удачно догнал нескольких беглецов и попросту раздавил их, а я не препятствовал. Мне все время казалось, что мы что-то не учли. Что-то важное! Я даже приоткрыл люк, высунулся наружу и начал осматриваться по сторонам, пытаясь понять, что именно меня беспокоит.
Вроде бы внешне все выглядело хорошо. Первую линию обороны мы прорвали: поле прошли, хоть и с сильными потерями. Вот только скрывшиеся в лесу немецкие танки никто не преследовал — но тут ничего не поделать, если уйдут бродом на южную сторону, считай, повезло. Высота тоже почти взята — еще полчаса и можно праздновать победу. Наши потери я не взялся бы оценить, но точно мог сказать, что взятие вражеских позиций далось нам очень дорогой ценой.
Я не был пессимистом по своей натуре, но и наивным юношей, полным идеалов, тоже себя не считал.
Черного и белого не существовало. Миром правили полутона.
И тут мои самые худшие ожидания в полной мере оправдались. С тыловых подступов к немецкой линии обороны выдвинулось подкрепление. Десяток новых танков и около батальона пехоты.
Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы узнать среди них хищные, смертоносные, вызывающие инстинктивный страх силуэты самых современных машин, еще неизвестных советским бойцам.
Против нас вышли «Королевские тигры».