Ну да, вот смеху будет, если выяснится, что Бер не живет на старом месте.

Вот поворот, позади осталась громада здания политехнического института.

— Держись за нами — велел Олегу мордастый, вытаскивая из-под плаща пистолет, огромный, черный, увесистый.

Когда вылез из машины, снег залепил лицо, и показалось неожиданно холодно, будто за какой-то час похолодало градусов на двадцать. В первый момент даже перехватило дыхание, но зато отступила головная боль, осталась лишь пульсация в затылке, словно там билось второе, очень чувствительное сердце.

Дом, где когда-то жил Бер, ничуть не изменился — одноэтажный, невзрачный, с высоким крыльцом и дощатыми стенами.

В подъезд Олег вошел последним, и еще двое полицейских остались снаружи — наблюдать за окнами. Носатый позвонил в квартиру, на двери которой красовалась потемневшая от времени латунная двойка, изнутри донеслись шаги, а затем спросили:

— Кто?

Олег с одной стороны надеялся услышать этот голос, а с другой — боялся.

Ну что же, теперь пути назад нет, остается лишь взойти на Голгофу, но вовсе не как Христу, а некоей помесью всем известного предателя и Понтия Пилата, олицетворения жестокой государственной власти.

— Из жилконторы, — ответил полицейский. — Тут у вас, говорят, с печами проблемы?

— У нас? — удивленно спросил Бер, клацнул замок, и дверь приоткрылась.

В следующий момент стало очень много движения, ударов, криков.

Олег закрыл глаза, а когда открыл, то в дом номер пять вернулась тишина, но уже не мирная, а настороженная.

— Заходи, — велел, появляясь в дверном проеме, мордастый. — Двое их там, посмотришь.

Квартирка, как показалось в первый момент, была обставлена только пачками книг. Болталась под потолком лампочка в дешевом абажуре, голый стол покрывали исписанные листы бумаги.

И на полу, придавленные ручищами полицейских, лежали двое мужчин.

— Поднимите их, — попросил Олег.

— Ты? — Бер аж задохнулся от возмущения. — Я слышал, что ты-с, но не верил-с!

Он, конечно, постарел, в светлых волосах наметилась плешь, а брюшко округлилось еще больше, отросли неряшливые бакенбарды, но взгляд остался тем же — рассеянный, какой-то пронизывающий, словно его обладатель видел нечто, спрятанное за обычной, доступной всем людям реальностью.

Второго Олег не знал — русый, изящный, с ухоженной бородкой, и очень спокойный.