Страх, вызванный наихудшими опасениями, незамедлительно сковал сердце стальными цепями. Я облизала вмиг пересохшие губы и, едва ворочая ватным языком, прошептала:

– И Марк тоже?

– Да, – энергично кивнула Амелия, не пытаясь скрыть правду или хоть как-то подготовить меня к плохим известиям.

Отчаяние мгновенно сменилось гневом. Кровь прилила к щекам, в груди вспыхнул пожар.

– Я не согласна с планом! Нужно придумать другой! Сними сейчас проклятие с Марка.

– Это лишено всякого смысла. Нам нужен бессмертный маг. К тому же неважно, сниму я сейчас проклятие или оно развеется с гибелью демонов, исход будет одинаков!

– Нет-нет-нет! – воскликнула я, угрюмо уставившись на глиняную чашку и с трудом сдерживая слезы.

– Элейн… – раздался за спиной тихий голос любимого, и два прозрачных ручейка потекли по моим щекам.

Больше он ничего не успел произнести, его бесцеремонно оборвала Амелия:

– Марк, осмотрись, пожалуйста, вокруг дома. Мне нужно потолковать со своей племянницей наедине.

Супруг немного помедлил, явно не желая уходить, но затем все же оставил нас одних.

– Элейн, он знал, что его ждет, когда отправлялся на мои поиски, – заговорила тетушка, как только раздался скрип закрывающейся двери.

– Допустим. Что из этого? – дернула я плечом, едва Амелия прикоснулась к нему.

– Марку более трехсот лет. Все его родные давно умерли. Своим существованием он нарушил все немыслимые законы природы. Его телу и душе пора отправиться на покой.

Услышанное подняло во мне волну гнева, и я заставила себя сделать три глубоких вдоха, чтобы хоть немного унять ее. Тем не менее мой голос прозвучал непозволительно резко, если не сказать грубо:

– Тебе ли решать, кому и сколько жить?

– Ты права, не мне. Однако я ничем ему не могу помочь.

– Неужели нет ни малейшего шанса уберечь Марка от смерти? – я не желала мириться с маячившей на горизонте перспективой – потерять любимого и в очередной раз стать вдовой.

– Возможно, они существуют, но мне о них неизвестно.

– По глазам вижу, что ты солгала, – не стесняясь и не выбирая выражений, с осуждением выпалила я и укорила себя за резкие слова, заметив, как у тетушки задрожали губы.