Макгиннис помолчал, глотнул виски.

— Что-то голос осип, — сказал он. — Давно уже не говорил так много.

Он еще помолчал.

— Ты об этом хотел услышать?

— А что было в мешочке?

— Да уж не пыльца, — ответил Макгиннис и достал из мешочка маленькую круглую жестянку, поцарапанную. «По-настоящему сладкий», — было написано красными буквами на плоской крышке.

«Коробка из-под табака», — подумал Липхорн.

Макгиннис открыл крышку и вынул из жестянки прозрачный, голубовато-белый камень размером со стеклянный шарик, какими играют дети.

Старик держал камень большим и указательным пальцами, поворачивая его в луче света. Камень так и искрился, рассыпая повсюду разноцветные блики.

— Когда вытрясаешь из такого мешочка цветочную пыльцу, — сказал Макгиннис, — то вытрясаешь благословение. Это символ вновь зарождающейся жизни. Доброго, здорового, естественного начала. Вытряси вот эту маленькую дрянь, и получишь символ жадности.

Он по-прежнему держал камень в луче света, любуясь им.

— Ого, — улыбнулся Липхорн. — Мистер Макгиннис, вы говорите как настоящий навахо.

Макгиннис спрятал камень обратно в жестянку, а жестянку в мешочек для снадобий.

— Кто-то сказал, — заметил он, — что деньги — корень всех зол. Не знаю, не проверял: разбогатеть мне так и не удалось.

Он вложил мешочек в ладонь Липхорну:

— Взгляни на него еще раз. Вблизи. Красивый камушек, но ради него не стоит садиться в тюрьму.

Липхорн вытащил алмаз, осмотрел его.

— Похоже, камень гранили для какого-то ожерелья. Для подвески. Так вы отдали за него кое-какие продукты, а в придачу получили еще и лошадь? — спросил он. — Неплохая сделка.

Макгиннис сделал обиженное лицо:

— В твоем изложении все выглядит хуже, чем было на самом деле. Но бриллиант-то оказался подделкой. Что и подтвердил сам Рино.