— Это — да. Я про другое...

Тачанка затарахтела по булыжнику. Разговор прервался.

Никогда еще Матвей не подъезжал к махновской столице с таким тревожным чувством.

Тачанка подкатила к дому:

— От тутечки буде ваша типография.

«Нас не только ждали, но и помещение отвели под типографию. Случайность? Или действительно Гордеев им позарез нужен...» — подумал Матвей.

Едва они внесли вещи, как примчался запыхавшийся Яков. Илья принялся обниматься с ним, а Яков крикнул хозяйке, чтоб приготовила яичницу, и достал бутылку горилки.

— Как вовремя вы приехали! Просто удивительно. Такая заваруха идет! — приговаривал он, обнимая Матвея.

Только сели за стол, как под окном промелькнуло соломенное канотье Барона. Он вошел, держа в руках перед собой тонкую трость. Его синий костюм был тщательно отглажен, а сорочка сияла белизной.

— С приездом, с приездом, дорогие! — говорил он таким тоном, будто появление Гордеева и Бойченко — личное одолжение, которое те сделали ему. Движения его были широки и чуточку медлительны от сознания собственного достоинства. — Представьте себе, я уже несколько дней думаю о тебе, Илья. Ты очень нужен мне.

«Не хватало только, чтоб и Барон, как батька, возомнил о себе», — усмехнулся Матвей. И стоило ему так подумать, как в сенцах затопали сапоги и в горницу вбежал Васька — кучер батьки.

— Хто в культотдел приихав? Гордеев чи хто? Усих, хто приихав, батька требует... Матвей! Здорово!

— И меня? — спросил Барон, оборачиваясь к кучеру.

— Ни. Тильки хто приихав.

— Странно... — фыркнул Барон. — Странный человек этот... батька.

Васька делал Матвею знаки, чтоб тот вышел. В сенцах он схватил Бойченко за рукав:

— Чого пропадав? Привиз еще книжки про пещеру? Тут без тебе понаихали отци городские и командують, як у себе в хати. Привиз книжки?

— Привез Васек. «Пещеру Лейхтвейса». Пять выпусков.

— Давай почитаемо зараз! — стал упрашивать Васька. Но Матвей отговорился тем, что ему надо осмотреть типографию: готова ли она к работе, и пошел туда, а Гордеев отправился к батьке.

Махно он застал в горнице с закрытыми от жары ставнями. Он сидел за столом и гонял чай. Поднялся, отдуваясь, и двинулся навстречу Гордееву, долго тряс его руку, пригласил за стол. Остриженный наголо, он выглядел постаревшим, маленькое личико прорезали глубокие морщины.