Алексей не хотел, чтобы Вера спускалась вместе с ними в катакомбы. Он считал, что она недооценивает всех опасностей, которые могут ожидать ее под землей. Алексей чего-то опасался. Чего? Он и сам не знал, то ли обвала, то ли какой другой катастрофы. При этом Алексей исходил из правила: «Если сомневаешься в опасности – считай, что она существует». Он надеялся, что перед черным входом в пещеры у Веры пропадет желание туда забираться, и она сама откажется от этой опасной затеи.
Продумав, как все будет происходить в деталях, Алексей не стал накануне спорить о неуместности ее намерения идти вместе с ними, чтобы она не фиксировалась на своем замысле. Но, он ошибся, ее решение идти было твердым, а отказать ей он не мог. Его отношение к Вере были таковым, что он сделал бы для нее все, что бы она ни пожелала.
– Нет. Я пойду с вами, – сказала она строгим, изменившимся голосом.
Вечерело. Тени стали длиннее и резче, они обступили их со всех сторон. Вера в последний раз посмотрела на пламень заката, голые верхушки деревьев алели в его лучах. Было тихо, и воздух был недвижим, но где-то в небесной вышине уже дул ветер, собирая тучи. На западе появились плоские лиловые облака. Они скапливались, наползая друг на друга, и вскоре образовали причудливое зрелище, напоминающее сюрреалистический пейзаж. Сквозь облака пробивались прощальные лучи заходящего солнца, а с востока надвигался мглистый сумрак. В этих цветах заката было что-то безгранично печальное.
И Вера приготовилась к тому, чего сама еще не знала, но чуяла его приближение. Ей вспомнилось известное суеверие, согласно которому: ждать беду ‒ беду накликать. Но, она отмахнулась от него, как от предрассудка, и сама, по своей воле, шагнула вслед за Алексеем навстречу Неизбежному. Тьма дыхнула ей в лицо прелой сыростью и земляная стынь охватила ее липкими лапами.
Никто из них не заметил, что за ними наблюдают. Это был Шара, он входил каким-то мрачным слагаемым в предстоящий кошмар. Его весь день кумарило и намека не было на то, что к вечеру удастся разжиться на дозу. «Ох, и колбасит! Нет навара, погиблый день», –вытягивала жилы одна и та же, застрявшая в голове мысль.
Лицо его лоснилось от пота. Он с остервенением жевал обслюнявленную спичку, перекатывая ее из угла в угол рта. У него мучительно ныли мышцы, ломало и крутило каждый сустав. Сотрясаясь мелкой дрожью и грея руки подмышками, он твердил одно и то же: «Сегодня обязательно надо что-нибудь взять… Взять и вмазаться!» Шара следил за Сергеем от его дома. Когда они втроем скрылись под землей, он дрожащими руками поспешно достал мобильный телефон.
Фатальные жизненные ситуации зачастую возникают неожиданно. Вроде бы на ровном месте появляются необъяснимые, хаотически связанные между собой обстоятельства и мы попадаем в них, как в капкан. А дальше все происходит само собой, и какие бы решения мы не принимали, и как бы ни старались выбраться, события развиваются стремительно, их не остановить, они зависимы друг от друга, как падающие костяшки домино. Поэтом иногда кажется, что составляющие этих ситуаций, спланированы и расставлены на нашем пути чьей-то сверхъестественной волей. На самом деле, все просто. Но, кто знает, как там оно, на самом деле?..
Очутившись под землей, первое, что произвело на Веру впечатление, эта была тишина. Тишина вначале была незаметная, едва дающая о себе знать, но постепенно она становилась все ощутимей, интенсивнее, громче!.. Наверху, даже в самом тихом месте не бывает такой безграничной тишины, обладающей плотностью и весом, от которой звенит в ушах. Она бы за километр услышала, если бы у кого-то упала булавка. Где-то медленно капала вода, вначале неожиданный звук напоминал звон хрусталя, затем он переходил в протяжный гул, эхом разносящийся по подземелью. Отвратительнее всего была равномерность это капания: одна капля падала за другой ровно через сто ударов трепещущего сердца.
И темнота пещер совсем другая, сажи черней, ‒ совершенно норная. Вера закрывала и открывала глаза и не замечала никакой разницы. Тишина позволяет тьме закрадываться в душу, подумалось ей. А еще запах! Сырой и холодный, как дыхание смерти. Чем дальше они шли, ей становилось все тяжелее дышать этим воздухом, пропитанным могильным запахом подземелья. По уходящему вниз земляному полу, она замечала, что спускается все глубже и глубже, и боялась даже думать о той земляной толще, которая нависает над ней.
Луч фонаря мелькающим светом то и дело выхватывал отдельные участки коридора впереди, и силуэты на стенах угрожающе шевелились. Вере показалось, что кто-то невидимый наблюдает за ней, притаившись в непроницаемой темноте лабиринта. У нее появилось ощущения, что кто-то дышит ей в затылок. Она настороженно прислушивалась к едва слышным звукам за спиной. Ее обострившийся слух стал улавливать шорох чьих-то подкрадывающихся шагов, и она с ужасом озиралась, ей виделся какой-то эфемерный свет и чудилось, что из темноты сзади к ней тянутся хищно скрюченные когтистые пальцы и вот-вот ее сейчас кто-то схватит и утащит в темноту. Она несколько раз останавливалась, тяжело дыша, прижимая руки груди, и в наступившей тишине слышала биение собственного сердца.
Леденея от помрачающего рассудок страха, Вера старалась не дышать, чтобы не привлечь к себе внимания. Напряженно прислушиваясь к тишине, она вся превратилась в испуганный слух. Ей слышался кандальный звон цепей и хныканье ребенка, и все тот же, отрывистый ехидный смешок, то приближающиеся, то удаляющиеся голоса людей, визгливая женская перебранка, отдаленная музыка и бубнящие причитания старухи, просившую не тревожить ее. Но впереди удалялся Алексей, а Сергей отставал все дальше, что-то рассматривая по сторонам, и она поневоле опять шла вперед, уверяя себя в том, что мы сами населяем тьму всякими ужасами, а в ней нет ничего страшного, ничего, кроме темноты.
Пройдя несколько поворотов, Вера поняла, что она никогда сама не найдет дороги обратно. На каждом перекрестке перед ними открывалось несколько ходов, как знать, по какому из них продолжать свой путь? Как после выбраться, не потерявшись в лабиринте подземелья? Умрешь, никто не сыщет. Тихий ужас окутывал ее своею липкою тиной. До спуска под землю Вера была уверена, что смерть может произойти с кем угодно, но только не с ней. Теперь, она была в этом не уверена. Чтобы не чувствовать себя совсем беспомощной, она, как Мальчик с пальчик хотела делать какие-то пометки, чтобы иметь хоть какой-нибудь шанс вернуться, хотя бы знаки помадой на стене. Да, но помада осталась дома.
На каждом шагу ей казалось, что фонарик вот-вот потухнет и каждое изменение его яркости бросало ее в дрожь. О том, что в фонарике может сесть батарейка, она вообще старалась не думать. Что может сравниться со страхом оказаться в ловушке, в темном тупике, откуда нет выхода. А еще она боялась встретить в этих узких переходах полчища голодных крыс. Ей постоянно мерещилось, что позади нее кто-то перебегает, прячась, от одной стены к другой. От этого холодящая дрожь сотрясала ее, и волосы дыбились на голове, будто кто-то их гладил рукой. «Все это глупости, там никого нет. Темнота, да и только. Я не боюсь темноты, ‒ стараясь придать себе смелости, повторяла она, как заклинание. ‒ О, Господи, если б я могла ее не бояться!»
Свернув в очередную галерею, Вера почувствовала какой-то неизъяснимый трепет, здесь был какой-то враждебно агрессивный фон. Тишина стала такой напряженной, словно вот-вот должно было что-то случиться. Ощущение чужого присутствия превратилось в уверенность, кто-то здесь есть, прямо за спиной! Вера остановилась и замерла, природный инстинкт самосохранения предупреждал ее о надвигающейся опасности.
На нее накатил необъяснимый, сжимающий сердце страх, который перешел в безрассудно дикий ужас. Она пыталась взять себя в руки, но не могла, ужас, охвативший ее, туманил ее сознание. В ее голове с бешеной скоростью проносились искаженные страхом непонятые мысли, она пыталась успокоить себя, но их уже нельзя было остановить! Вера отчаянно боролась с подступающим безумием, цеплялась за обрывки недодуманных мыслей, перед глазами у нее замелькали всполохи, в ушах стояла какофония звуков, и она из последних сил сдерживалась, чтобы не броситься наутек.
Да-да-да! ‒ с каждым ударом сердца у нее росло и крепло одно единственное желание: бежать! Бежать сломя голову, бежать без памяти, не важно куда, лишь бы поскорей убежать отсюда прочь и как можно дальше. К людям, к свету, куда-нибудь, лишь бы не оставаться здесь! Бежать… Но, ноги не слушались ее, она и шагу не могла ступить. Будь это возможно, она бы все на свете отдала, чтобы никогда сюда не лезть. Но ничего изменить было нельзя, и она это поняла. Некоторые события происходят потому, что должны произойти. Теперь все должно идти своим чередом. Она с этим смирилась, и могильная сырость обняла ее своими холодными объятиями.
Оглянувшись, Вера успела разглядеть как что-то черное, силуэтом напоминающее карлика, переваливаясь на несоразмерно коротких ногах, пересекло коридор и гадко извиваясь, влезло в стену. Она закричала, но из горла вырвался не вопль ужаса, а жалкий хрип. Она долго вглядывалась в темноту, но коротыш больше не появлялся, лишь мрак поглощал свет ее фонаря. Ей смутно чудилось, что кто-то зовет ее по имени жалобно и однообразно. Ее блуждающий взгляд наткнулся на одну из боковых земляных нор. Там, в дальнем углу в вязкой темноте копошилось что-то живое.
Вера едва успела сдержать рвущийся из горла крик, как вдруг заметила прямо у своего плеча углубление в стене, откуда из развалившихся досок гроба на нее смотрит лицо мертвеца. Он глядел на нее выеденными червями пустыми глазницами, высохшая темно-коричневая кожа ссохлась и сморщилась, обнажив в страшной улыбке желтые зубы. Он будто смеялся над ней, зная, что будет дальше.
Казалось, все суеверные страхи, гнездившиеся в ее памяти, ожили, чтобы поглотить ее. Но главный ее страх был не в злобных бесах, призраках и оживших мертвецах. У большинства людей есть какой-то один страх, у Веры их было много: страх боли, издевательств и множество других. Но больше всего она страшилась проникновения в себя полового члена мужчины, вопреки ее воле и желанию. Больше всего ее униженная душа страшилась надругательства не над ее телом, а поругания сущности женщины и образа человеческого.