Надо выбрать время и обдумать это как следует, решил он, но, похоже, все это форменная ерунда. Как говорится, я подумаю об этом завтра, когда отдохну… А ведь думать-то можно всегда, если же кому-то, как он выражается: «сейчас некогда думать», то он просто-напросто не хочет об этом думать, и весь сказ.
Каким-то недремлющим краем сознания, Сергей отметил, что взялся за поиски клада в уверенности, что в любой момент сможет бросить это безнадежное дело. Но, прошло не так много времени, и произошло нечто непредвиденное: появилась какая-то высшая темная сила, которая принялась управлять событиями, и они уже развиваются не по его воле, и бросить это «безнадежное дело», он уже не может.
Некоторые думают, что они сами выбирают свой путь, они даже не подозревают, что это их выбирает судьба. И что бы они ни делали, и как бы ни поступали, они становятся игрушками в ее руках. Можно прожить всю жизнь, ничего об этом не зная. Но единицам из тысяч, это известно: однажды коснувшись растянутой паутины, ты попадаешься. Раз, и ты уже не свободен, и если не вырвешься, ‒ пропадешь.
Глава 19
Выдался ясный безоблачный вечер.
Таких радостных вечеров давно уж не было. И предвещал этот вечер не конец дня, а начало чудесной ночи. Сергей, Алексей и Вера, приехав из разных районов Киева, в назначенный час встретились на станции метро «Днепр» и через пять минут стояли у входа в подземелье.
Перед тем как сюда прийти Вера была во Владимирском соборе. Там, у иконы святого Николая, покровителя моряков и путешественников, она просила у него поддержки. Вера не знала, где находится его икона, никого поблизости не оказалось, и она обратилась к служительнице с большим ведром в руках, та собирала в него огарки свечей с подсвечников. Эти огарки и пустое черное ведро расстроили ее едва ли ни до слез, отбросив ее в мир сомнений и мрачных предчувствий. Вера хотела уж было уйти, да ноги не несли. Она решилась и несмело, тихо спросила:
‒ Где икона святого Николая?
Закутанная до бровей в черный платок уборщица окинула Веру странным обволакивающим взглядом. Она неторопливо и как-то очень осторожно поставила на пол ведро с огарками, словно то были немые свидетели просьб верующих, тщательно вытерла руки о фартук, о чем-то подумала и ответила, хмурясь и глядя перед собой неподвижным взглядом, как будто всматривалась в темноту.
– У нас есть два Николая, две его иконы на противоположных стенах, слева и справа. Стань лицом к алтарю, перекрестись и иди к тому, что справа. Он тебе поможет.
Вера не посмела напрямую обратиться к Богу, и попросила о помощи у Николая, он был добрее, он был первый заступник за всех перед Богом. Поставив тоненькую, как она сама, свечку перед его иконой и глядя в его мудрые глаза, она просила:
– Дорогой мой Николай, твое сердце открыто для всех, кто просит тебя о помощи. Моя жизнь убога, она отравлена пошлостью. Вокруг грязь и суета, силы мои на исходе. Мне страшно, я боюсь, что упаду и больше не поднимусь. Даруй нам удачу! Помоги мне найти мое глупое счастье… ‒ она обращалась к святому Николаю, как ребенок к отцу, с такой непосредственностью, что его величие и доброта открылись ей не иначе, как в самой чудесной простоте своей.
Вера так долго смотрела на него, вытягивая шею, вглядывалась ему в глаза, что ей показалось, будто святой Николай ей моргнул! Сердце ее затрепетало, и руки невольно прижались к груди. Возможно, это был всего лишь блик пламени свечи на стекле, а может, он и в самом деле мигнул? На то он и Чудотворец… Ей стало легко и радостно, и она почувствовала, что воля ее окрепла и все ее колебания позади. Она застыдилась своих страхов, и все ее переживания вдруг получили другое значение. Впереди замелькали радужные картины открывшихся возможностей и будущее, распахнув ей навстречу объятия, манило ее к чему-то неизвестному.
– Вера Петровна, может, ты все-таки останешься? – спросил Алексей, пристально посмотрев ей в глаза.
Подбородок ее дрогнул, и дыхание сделалось чаще. В этот момент она стала похожа на обиженного ребенка, губы ее надулись и задрожали, казалось, она вот-вот заплачет. И она потребовала от него, чтобы он позволил ей идти вместе с ними. Нет, не словами! И не просьбой, а только взглядом больших, наполненных слезами глаз. И до него дошло, он, будто содранной кожей прочувствовал, как просили эти глаза.
Тогда Алексей, бережно взяв ее за плечи, обратился к ней со всей убедительностью, на какую он был способен. Он старался переубедить ее так, как никогда еще не старался в своей жизни.
– Верочка, ты моя хорошая… Я прошу тебя, останься! Пожалуйста. Поверь мне, наверху ты принесешь больше пользы. Ты будешь нас здесь страховать, ведь под землей всякое может случиться… Мы вдвоем быстро все сделаем и вернемся. Серёга, ну что ты молчишь? Скажи свое слово! Я же знаю, она тебя послушает.
Сергей лишь пожал плечами в ответ, его взгляд остановился на серой ленте Днепра внизу. Жизнь человека подобна воде в реке, сейчас она вот, передо мной, а через некоторое время уйдет в далекие моря, и растворится в них навсегда. Глядя на реку, ему всегда было жалко живущих в ней рыб: все против них, от котов, до людей, а они, молча, все терпят. В их безропотном молчании есть что-то от «молчания ягнят». Купить бы живых рыб да выпустить их обратно в реку. На Востоке такой поступок считают праведным, а был бы я евреем то, это точно зачлось бы мне, как мицва[25]. Записаться, что ли в евреи? Плясал бы себе с хасидами, было бы хоть трошки веселее, но у них опять-таки обрезание, какие после этого пляски…
Мыслями он был уже под землей. После посещения пещер он много думал о странных ощущениях, пережитых в них, и его тянуло еще раз там побывать. Загадочные тайны катакомб, ни с чем не сравнимый шквал эмоций, будоражили и влекли его. Под землей особый мир, где мистика переплетается с реальностью, знакомое с неизведанным. Чем глубже погружаешься в этот мир, тем шире он открывается, тем сильнее он увлекает и не отпускает.
Как-то вскользь у него промелькнула мысль, что он попал во власть какой-то неведомой силы, управляющей его поступками, и он мимо воли вовлекается в водоворот событий, на которые не может влиять. Но, он не придал этому значения. Его сейчас больше занимало другое. Многие боятся темноты пещер, их жуткой тишины, а между тем, только под землей можно при жизни испытать необычайные ощущения своего погребения и невыразимую радость воскрешения. Он уже не мог противиться зову подземелья. Очаровывая и принуждая, подземный мир манил его к себе гораздо сильнее, чем он предполагал.