Волин удивленно хлопал глазами. Что тут было раньше, он не знал, но ясно же, что только идиот мог открыть фешенебельный ресторан на этом задрипанном, полузаброшенном вокзале. Алексею опять сделалось нехорошо и тревожно, захотелось немедленно вернуться в фойе, купить билет и убраться отсюда с первым же поездом.

Но он вспомнил слепые окошки касс, пустые, заснеженные пути и тоскливо подумал, что убраться они никуда не смогут, потому что, похоже, влипли в какую-то непонятную и дрянную историю.

— Может, не пойдем? — усомнился Волин. — Мало ли тут что…

— Не пойдем — не узнаем, — пожал плечами Лобанов.

— И шут с ним. Сам ведь говоришь: этого здесь быть не должно.

— Точно, не должно. Но — есть. А если не пойдем, оно, что, исчезнет?

Волин не нашелся, что ответить.

— Вот и давай пока сделаем вид, что ничегошеньки-то нас здесь не удивляет, — подытожил Сергей. — Лады? Мы же в чертовщину не верим, правда?

— Правда, — нерешительно согласился Волин.

Слева от входа, в просторной нише, располагался бар. Обтянутая кожей стойка поблескивала горками разнокалиберных питейных емкостей и никелированным боком кофеварки. Заметив аппарат, Алексей тут же уловил терпкий запах любимого напитка. Кофе сейчас был бы в самый раз.

Лобанов прогрохотал сапожищами по выдраенному до блеска полу и принялся громоздиться на высокий вертящийся табурет. Волин, потоптавшись, последовал его примеру. «Закрыто же еще», — подумал он, через плечо косясь на необитаемый зал, и вдруг краем глаза заметил в красноватом сумраке человеческую фигуру в нелепом одеянии с наброшенным на голову капюшоном, сгорбившуюся над дальним столом.

Алексею показалось, что там еще и маячит сломанная удочка, прислоненная к одному из кресел. Волин резко крутанулся на табурете, но никаких посетителей с удочками и в помине не было.

— Бармен! Эй, бармен!.. — Лобанов прихлопнул ладонью по стойке так, что бокалы в горках звякнули. Но призыв его остался без ответа.

Все это время перед приятелями маячила, будто нарочно выставленная напоказ, початая бутылка коньяка. Она призывно поблескивала темными боками, нахально лезла в глаза, как жирная клякса в тетради по чистописанию, и Лобанов, не выдержав, отодвинул ее в сторону. Но изнервничавшись и убедившись в недоступности отрезвляющего напитка, сцапал украшенную золотистой наклейкой емкость, а Волин машинально подставил стаканы.

— Ну, пусть нам будет хуже, — Сергей набулькал себе и другу почти до краев.

— Послушай, не нравится мне все это. — Алексей не торопился прикасаться к стакану. — Может, обойдемся без этих удовольствий?

— Мне, знаешь, тоже не в кайф, — отозвался Лобанов. — И что, вернемся в фойе и нажремся на лавке?

— Почему обязательно нажремся?

— Я это вижу, — Сергей покрутил пальцем в воздухе, — и осязаю. Как и ты. Значит, это существует. И я должен понять. А если бегать, ни хрена ничего не поймешь.

— Давай подождем, может, кассы откроются.