10

Волин проснулся, но глаз не раскрыл, а только подтянул под себя затекшие и озябшие ноги. Озяб он весь и подумал, что вот опять в доме отключили отопление.

Но потом сообразил, где находятся, и со стоном замотал чугунной головой.

Состояние было такое, что не мешало вызвать «неотложку». Но «неотложек» поблизости не водилось, а потому Алексей закряхтел и все же разлепил склеившиеся веки. Сквозь осклизлую пелену проступила спинка соседней скамьи, а еще дальше — по-прежнему зашторенные окошки касс. Протерев глаза, Алексей взглянул на часы, но табло оставалось слепым. Он сел. Лобанов спал на соседней скамейке, втянув голову в воротник ватника, оброненная шапка валялась рядом на полу, усеянном окурками. Свинство какое! Охотнички! Вон уже и «пушнина» появилась. Две пустые бутылки выглядывали из-за сваленной на полу амуниции, а третья, недопитая, поблескивала у ножки скамьи.

Вокруг ничего не изменилось, ни одна живая душа не дала о себе знать. Волину вдруг сделалось жутко. «Ненормальный какой то вокзал, — подумал он, ежась. — И поезд был ненормальный, и вообще…» Но тут пробудился Лобанов. Спустив ноги на паркет и одернув ватник, он диковато огляделся, пристально посмотрел на Алексея, будто пытаясь уразуметь, что это за подозрительный тип с опухшей физиономией коротает время по соседству, наконец проснулся окончательно и без предисловий осведомился:

— Ты зачем меня вчера напоил?

— Напоил, связал и надругался, — откликнулся Волин. — Вставай, охотничек, дичь по тебе соскучилась. — Он радовался тому, что вместе с коротким одиночеством кончился и его непонятный страх.

Нахохленный Лобанов вдруг наклонился и поднял полупустую бутылку.

— Это черт знает что! Мы на охоту приехали или водку пить? — И тут же схватился за голову. — Нет, так невозможно заниматься. Башка резонирует.

В руках у него материализовался складной пластмассовый стаканчик. Волин было запротестовал, но потом вдруг подумал: да ладно, отдыхаем все-таки — и они самым вульгарным образом опохмелились. Прожевав сало, Алексей буркнул:

— Наливай еще!

Минут через двадцать, когда фойе вокзала утратило зловещие черты и показалось даже уютным, Волин, в такт словам размахивающий маринованным огурцом, вдруг заметил открытую дверь и споткнулся на середине фразы.

— Ага, явились, голубчики, — сказал Лобанов, проследив взгляд приятеля. — Ну, пошли, глянем.

На стене рядом с распахнутой дверью красовалась медная чеканка с надписью «Буфет» и выдержанной в рыцарском стиле эмблемой в виде перекрещенных вилки и ножа. Волин удивился тому, что несколько часов назад не заметил ни этой вывески, ни самой двери, но нетерпеливый Лобанов уже шагнул через порог. Миновав тесный «предбанник», друзья оказались в довольно неожиданном месте.

— Однако, — сказал Сергей, оглядываясь по сторонам. — Что это значит?

Они стояли в обширном зале добротного городского ресторана. Длинные ряды столов под крахмальными скатертями в окружении мягких кожаных полукресел ровными шеренгами уходили к эстраде, уставленной звуковыми колонками и барабанами. Стены поблескивали зеркалами, проглядывавшими среди бордовых драпировок. С лепного потолка тяжелыми виноградными гроздьями свисали погашенные хрустальные люстры.

Из-под ног нечаянных посетителей вытекала малиновая речка ковровой дорожки, струилась между столов и упиралась в плотину эстрады. В ресторане стоял розовый полумрак.

Лобанов оценил сервировку ближнего стола, оглядел тяжелые бархатные портьеры, скрывающие окна, поправил шапку на голове и поразмыслил вслух:

— Лепо ли нам со свиным рылом в калашный ряд? — И тут же спохватился: — Да что за черт, откуда это здесь? Во всем поселке и пивнушки-то приличной никогда не было.