– Женя, Кирилл прав. Я верю ему. Если он говорит, что это для твоей безопасности… – ее голос дрогнул.

– Дар, ты в своем уме?

– А ты? – вскинулась она, моментально превращаясь в фурию. – Что ты хочешь доказать своим упрямством? Поедешь домой, будешь ходить в универ и ждать, когда тебе к виску приставят пистолет?

– Боюсь, что пистолет скорее приставят к твоему виску, детка. Тогда Женя обязательно напишет записку с чистосердечным, прежде чем самоубиться по настоянию больших дядей, – вклинился я.

Дарина вздрогнула. Женю, кажется, тоже проняло.

– Вылет через три часа, – добавил ему решимости Вовчик. – Документы временные. Чуть позже будет что-то более подходящее. Возможно, с канадским гражданством.

– Нет, – опять упорно выпалил парень.

Я не выдержал и встал, подошел к окну, повернулся к ним спиной, проговорил, не оборачиваясь.

– Если на себя плевать, хоть о сестре подумай.

– Именно о ней я и думаю. Ты сам сказал, что она в опасности тоже. Я улечу только с Дар.

– Нет, – воскликнула Дарина, вскакивая с дивана. – Я не могу уехать, Жень. Я должна быть с Кириллом.

– Не должна, – отозвался я тихо.– Он прав, Дарин.

– Для Дарины Дмитриевны готов только Шенген, Кирилл Олегыч. Мы не занимались ее паспортом, – поделился тут же со всеми важной информацией Вова, снова почувствовав себя нужным. – И билетов, боюсь, уже не достать.

– Полетит через Париж. Оттуда уже в Дом.

– А меня вы не хотите спросить? – вскинулась жертва депортации.

– Нет, – обрезал я, взял телефон со стола.

Казаев ответил после второго гудка:

– Соскучился, Кир?

– Не особенно, – не оценил я шутку друга. – Артур, можешь одолжить джет?

– Зачем он тебе, Салманов? Устроишь в салоне оргию? Да тебя и в заземленном самолете будет выворачивать наизнанку.