Ещё один спаситель. Он берёт гитару, убирает перегруз, подтягивает струну, брякает, немного подкручивает ручки и начинает играть и петь. И его хрипловатый голос, ложась на звуки гитары, создаёт волшебство.

– Как много девушек хороших, – затягивает он и все замолкают. – Как много ласковых имён…

После «Сердца» он поёт «Шаланды полные кефали», а потом, неожиданно «Две гитары», «Как меня мама любила» и даже «Пропил Ванька прогулял» из репертуара Вали Димитриевич. Все слушают открыв рты. Да он артист, причём настоящий. В конце выступления он снова бацает цыганочку, но без слов и играет виртуозно, заставляя гитару рыдать. Гитару и моё собственное ментовское сердце.

Отыграв свой концерт, Большак прощается. Просит прощения и откланивается. Я выхожу проводить его в прихожую.

– Спасибо, Егор, что пригласил. Очень душевно у вас. Просто чудесно. Друзья у тебя замечательные и родители прекрасные. Я прямо сердцем расцвёл.

– Это вам, Юрий Платонович, большое спасибо. Просто огромное. Скажите, а это вы интернату подарки сделали?

Он прищуривается и внимательно смотрит на меня, а потом, чуть покачав головой и усмехнувшись, говорит:

– У всех свои секреты, правда? Некоторые, например, на гитаре не умеют играть почему-то. А про Ленина ты откуда взял? Что он «Монополь» любил?

– У Аверченко, возможно, – пожимаю я плечами, точно не помню. – Но вообще, Ильич по пиву был в основном.

– У Аверченко? – поднимает он брови. – У Аркадия? Ты случайно «Посев» или другую эмигрантскую прессу не выписываешь?

– В будущем прочитал, – усмехаюсь я.

Мы ещё минут десять разговариваем и он уходит.

– Ты чего так долго? – заглядывает Рыбкина.

– Да вот, Платоныча провожал. Поговорили с ним.

– А чего грустный?

– Во-первых, завтра на работу, а мне, честно тебе скажу, не хочется. Вот совсем не хочется.

– А во-вторых?

– А во-вторых, я после травмы играть не могу. Пальцы не слушаются, будто первый раз гитару в руки взял.

– Бедный, – говорит она и проводит рукой по моей голове.

Она уже обросла, но шрамы всё ещё хорошо заметны.