— Ты же не собирался на охоту. И потом — какая сейчас охота? Разве можно…

— Так получилось, мама. Спонтанно. Мне надо было уехать. Мне захотелось.

— Тебя очень хорошо слышно. Отличная связь, как будто ты в другой комнате.

— Я приеду к тебе, мама. Как только вернусь, я приеду.

Марат отнял телефон от уха и поднес к губам. Мама… Ей было девятнадцать, когда он родился, а отец был намного старше… Она всегда пользовалась успехом у мужчин. Когда отец умер, ей предлагали выйти замуж не раз и не два, но она не вышла из-за него, Марата… Золотистые волосы, лебединая шея, улыбка, как у Марины Влади… Мама… какие цветы ей выбрать на этот раз в «Царстве Флоры»? Что-то редкое, экзотическое? У них все есть, они…

— Баню-то затапливать, Марат Евгеньич? — в который уж раз проникновенно осведомился егерь Мазай, успевший спрятать «гонорар» в карман необъятных своих камуфляжных шаровар.

— Утром. А сейчас… прямо сейчас я бы хотел… ну, ты слышал чего.

— С дороги-то, не отдохнумши? Двужильный вы, что ли?

— Я охотиться приехал. Стрелять.

— Эх, попадемся охотнадзору! Или менты, не ровен час, нагрянут.

— Ты же лес как свои пять пальцев знаешь. Та поляна у оврага, про которую ты в прошлый раз говорил…

На поляне у оврага, по дну которого протекал ручей, егеря разбрасывали соль. К ручью на водопой сползалась, сбегалась разная тварь лесная, в том числе, конечно, и кабаны, которых развелось в последнее время в Евпатьевском лесу видимо-невидимо.

— Я в засаде буду, в кустах, — сказал Марат. — Сейчас только переоденусь, сапоги достану из багажника.

— Ладно, тока, чур, уговор — если матки с поросятами, то вы, это… не берите уж греха на душу. Куда я потом с молодняком-то денусь. С сиротами. Там здоровый один есть, ну, секач… Если придет на соль — ну, значит, ваше счастье. — Егерь прищурился. — Так и не понял, чего горячка-то у вас такая? Муха-то какая укусила вдруг, чтобы так вот, без предупреждения, без звонка из Москвы, сюда?

— Просто пострелять захотелось. — Марат усмехнулся. — В кабана.

В лес они пошли на вечерней заре. Пешком. Егерь Мазай вел, как настоящий Сусанин — мимо болота, мимо хвойной пади к оврагу. Солнце огненным шаром таяло, растекалось лавой по горизонту.

— Сумерничать они придут всем выводком, косяком всем, — шептал Мазай. — Страсть как соль любят. Нажрутся — и пить, и айда хрюкать. А потом, как желуди-то поспеют попозжей, к концу лета, и вообще… Все, тихо, замолчь! Пришли. Вон она, поляна. — Он раздвинул ветки, указал в синие сгущающиеся сумерки.

Марат широко расставил ноги, уперся ими в землю, бесшумно передернул затвор карабина.

Сумерки. Сонные голоса птиц.

Зеленая луна на пепельном небе.