Фомичев бросился в карете, сжимая шпагу в руке — если царица выжила от убойного залпа осьмушки пуда картечи, то ее нужно добить немедля, чтобы никто ничего не понял.
Рванул отломанную дверцу, заглянул вовнутрь кареты и тут же отшатнулся, сдерживая тошноту. Залпом картечи «матушке-царице» почти снесло голову, в кровавом месиве видны были только черные волосы, разобрать больше ничего толком нельзя. А вот лицо у фрейлины уцелело, зато тело было истерзано, залито дымящейся кровью.
А вот цесаревича Павла в карете не было — видимо в столице остался. Ничего, жить ему недолго — если император пожалеет, то Миних ошибку исправит незамедлительно.
— Императрица умерла! Нет ее ныне!
Радостный крик вырвался непроизвольно. Дрожащими руками Федор Михайлович снял голубую ленту (порядком залитую кровью), отцепил с нее орденской знак, оторвал от платья большую серебряную звезду. Пока никто не видел, плюнул в кровавое месиво, что было женским лицом — так прорвалась накопившаяся за два года злоба.
— Виват императору Иоанну Антоновичу!
Солдаты моментально просекли, что они совершили во благо царя, и что всех ждут награды. А потому подошедший поручик лишь завистливо вздохнул, получив от Салтыкова приказ:
— Принимай командование и неси тут службу дальше как следует! Украшения драгоценные под опись соберешь с присланным от царя офицером! А я к самому императору Иоанну Антоновичу с известием поскачу немедленно, о таком
Глава 4
Западнее Шлиссельбурга
Премьер-майор лейб-гвардии Преображенского полка
Генерал-майор, граф Алексей Орлов
после полудня 8 июля 1764 года
— Алексей Григорьевич, мы тебя здесь схороним на время. А потом вернемся обязательно. Лекарь о тебе токмо один знает, обещал укрыть. Тут матросов много, что при атаке брандера пострадали, так что могут за другого принять, — тут Михайло Палицын непроизвольно хихикнул, хотя время сильно поджимало. Но Алехану от этого смешка стало на душе спокойнее — с таким поведением предавать не станут.
— В таком виде тебя и родные братья не признают, зело ты страшен ликом. Ты сейчас, Алексей Григорьевич, аки вурдалак трансильванский, жертва графа Дракулы! Все, лежи тихо и ругай «матушку-царицу» в три загиба — тогда они тебя за «своего» примут. А мы поехали к Петру Панину — мятежники десант на берег высаживают. Генерал Брюс отступать приказывает — солдаты с драгунами к изменникам решили подаваться и «царю Ивашке» присягнуть желают.
— Идите ребята… Жив буду — отблагодарю…
Алехан попытался раскрыть глаза — он хотел узнать, что за второй преображенец с Михайло из беды его выручил, но не получилось. Тогда граф Орлов только хрипло выругался и обессиленно застыл на охапке еловых веток, закрытых полотнищем.
Стрельба из пушек продолжалась недолго, и он, зная реалии, сам в боях побывал, понял, что гвардия отступила. Две неполных роты «потешных» вовремя отступили — противостоять корабельной артиллерии инфантерия без собственных полевых пушек не сможет, а осадный парк целиком на крепость развернут. К тому же изменников как бы не втрое, если не вчетверо соберется, и воевать начнут храбро. Им же, бегунам и хоронякам перед «царем Ивашкой» отличится надобно.
— Тут кто лежит, лекарь?
Громкий начальственный голос заставил Алехана напрячься. Он его где-то слышал, но вот где только. И тут пробило — комендант Шлиссельбурга Ванька Бередников, его из гвардии турнули в свое время, на войну с пруссаками отправился, медаль получил за кунерсдорфскую баталию. Вот его и пристроили на теплое местечко. А ведь императрица этому изменнику доверяла, раз «Ивашку» опосредованно под попечение отдала, змею пригрела — в заговорщики, подлец, подался.