Панин незаметно поморщился — Алехан себя изволил сравнить с императором, гордыня так из него и прет наружу. Но предложение верное — пусть себе славу ищет со шпагой в руке, вот только приказ то ему он отдаст, пусть как временный командующий войсками гвардии.
— Алексей Григорьевич меру разумную предлагает, негромко произнес Брюс. — В тумане лодки видны не будут, оттого и нападение внезапно произойдет. А на берегу можно костер из соломы зажечь как раз напротив корабле — тогда Алексею Григорьевичу будет хорошо видно врага, и солдаты на веслах не устанут от бесцельного поиска.
— Вот вы этим делом и займитесь, граф, — Панин посмотрел на оскалившегося в улыбке Орлова. Тот не скрывал своей хищной радости, глаза засверкали в лютой злобе…
Глава 6
Санкт-Петербург
Императрица Екатерина Алексеевна
вечер 7 июля 1764 года
— Ваше величество, проснитесь — князь Александр Алексеевич приехали. Вы разбудить вас велели, — графиня Брюс осторожно коснулась плеча императрицы — но этого легкого прикосновения оказалось достаточно. Царица тут же открыла глаза и посмотрела на наперсницу своих тайн, доверенное лицо последних лет.
— Генерал-прокурор явился, Параша?
— Да, государыня, — поклонилась Прасковья Александровна, родная сестра генерал-аншефа Румянцева. На брата она походила мало, но так мать только одна, отцы у них разные. Екатерина Алексеевна всегда называла ее по домашнему, ласковыми прозвищами.
— Какой он, Брюсша?
— Зело озабочен чем-то, ваше величество. Лицо посерело, глаза красноватыми стали, опухлости под ними изрядные. А с ним и Василий Иванович пришел, совсем уставший, взгляд тяжелый, суровый и сумрачный, — Прасковья Александровна насупилась, вильнула взглядом. Наперсница императрицы до дрожи боялась фактического главу Тайной Экспедиции, он наводил на нее панический страх.
— Мы с тобою сейчас не лучше выглядим, — Екатерина Алексеевна еле сдержала невольный стон, все тело изнывало от ломоты. Карету от Риги гнали безостановочно, в ней и спать приходилось на коротких остановках — хорошо хоть подставы на всех ямах были заранее подготовлены благодаря посланным курьерам, потому до столицы удалось быстро добраться. Все же карета шла в сопровождении изрядного конвоя кавалергардов, на всех коней иначе бы не нашлось.
— Уже вечер наступил…
Императрица посмотрела на большие часы — с пяти до семи срок короткий, но тело не так надрывно болело, как в момент, когда вышла, пошатываясь от усталости, из кареты у распахнутых дверей дворца. Хорошо, хоть поддержали под руки кавалергарды. А потом ее подхватили фрейлины, сопроводили в опочивальню немного отдохнуть на мягкой кровати. Но дела для Екатерины Алексеевны были прежде всего, всегда стояли на первом месте, и она успела распорядиться о вызове генерал-прокурора князя Вяземского и главу Тайной экспедиции генерал-аншефа Суворова. И приказала будить немедленно, как оба придут.
— И я совершенно измотана столь дальней дорогой, государыня. Лучше бы верхом поехала, чем в карете. Все ее углы пересчитала на колдобинах, которых несчетное число…
— Помоги платье надеть, — коротко приказала императрица. И пока вызванные фрейлины помогали облачиться и протирали тело и лицо влажными, но теплыми льняными полотенцами, напряженно размышляла — ситуация выглядела уже угрожающей — слухи о «шлиссельбургской нелепе» расходились кругами, подобно волнам от брошенного в пруд камня. Она видела затаенный страх в глазах придворных. Возникло стойкое ощущение, что они готовы предать ее в любой момент.
— Как пойду, ты ложись на постель и поспи хорошо, я тебе место нагрела, — улыбнулась Екатерина Алексеевна, и тут же нахмурилась, понимая, что ее ждет тяжелый и неприятный разговор…
— Доброго вечера вам, господа, — негромко произнесла Екатерина Алексеевна, входя в кабинет в достаточно скромном платье, но с голубой лентой через плечо. Два сановника поприветствовали ее молчаливо, коротким поклоном. Женщина уселась в кресло и жестом попросила мужчин сделать также — разговоров на ногах она не допускала. Зачем показывать власть таким образом, если в том нет необходимости?!
Вид двух приближенных ее не только не обрадовал, но даже напугал — они выглядели лет на десять постаревшими, сильно сдавшими и очень печальными. Так что Паранья многое недоговорила или приукрасила — как говорят русские — краше в гроб кладут.