– На «Сокровище» вы Драгомилова не нашли?
– Нет. А Хаас не обнаружил его на «Такку Мару».
Коллеги переглянулись. Каждый понял, о чем думает другой.
– Полагаете… – начал Старкингтон, однако договорить не успел: вновь раздался настойчивый стук в дверь, и прежде чем кто-нибудь из двоих успел ответить, появились Хаас и Хановер.
Хаас ворвался первым и бросил на стол свежую газету.
– Видели? – крикнул нервно. – Грей мертв!
– Мертв?
– Найден в море неподалеку от дока Дженсена, где стоял «Восточный клипер»! Пароход уже вышел в море, и Драгомилов наверняка на борту.
Некоторое время все четверо ошеломленно молчали. Старкингтон подошел к столу и медленно опустился на стул, потом посмотрел на угрюмые лица товарищей и печально заговорил:
– Итак, джентльмены, нас целенаправленно уничтожают. Все оставшиеся в живых сотрудники бюро сейчас здесь. В течение последних двенадцати часов погибли три достойнейших агента. Куда же делся прежде сопутствовавший каждой нашей акции успех? Могла ли столь хорошо подготовленная организация развалиться мгновенно?
– Человеческая непогрешимость имеет границы, – возразил Хаас. – Харкинс и Олсуорти погибли в результате несчастного случая.
– Несчастный случай? – усмехнулся Старкингтон. – Вы и сами, Хаас, вряд ли верите собственным словам. Просто оставаясь самим собой, не можете верить. Несчастных случаев в природе вообще не существует: или мы владеем жизнью, или не владеем ничем.
– По крайней мере, или верим, что это так, или не верим ни во что, – сухо уточнил Луковиль.
– Должно быть, часы на стене показывали неверное время! – упорствовал Хаас.
– Несомненно, – согласился Старкингтон. – Но разве можно считать несчастным случаем гибель, спровоцированную механическим устройством? Изобретения, дорогой Хаас, представляют собой результат производства, а не мыслительной деятельности.
– Нелепое утверждение, – презрительно хмыкнул тот.
– Вовсе нет. Невозможность решить проблему с помощью ума толкает людей к созданию механических устройств. Вот, например, те самые настенные часы. Разве знание точного времени решает проблему данного времени? Разве красота или мораль что-то приобретают оттого, что сейчас восемь минут одиннадцатого?
– Упрощаете понятие, – высокомерно возразил Хаас. – Однажды часы могут отомстить.
В спор вступил Хановер.
– Что касается вашего презрения к создателям, то считаете ли вы всех нас исключительно мыслителями, не способными к действию?