— Что вы собираетесь с нами делать? — подала голос женщина. Она буквально вырвала меня из дремы. Я зевнула, недовольно покосилась на нее, но на этом и все: подумаешь, вопрос задала, это же естественно, беспокоиться о дальнейшей судьбе. Чтобы чувствовать что-то кроме равнодушия и удобства от мягкого сидения, нужно было отдохнуть и поесть.

— Хотела бы убить, бросила бы давно посреди леса, — буркнула я в ответ.

На спасенных было странно смотреть, кажется, я впервые разговаривала с фрейзелийкой. Нас-то особо из лагеря не выпускали, если не на задание. А мои задания не предполагали прогулок в другую страну. Нет, в целом фрейзельцы не отличались от наорцев, но все-таки и акцент был, и одежда слегка отличалась. Любопытно все же!

Я сама платьев не носила, да и не было у меня их, но видела. Одежда на заложнице была простая, без ярких вставок или золотого шитья, но теплая, ткань даже на вид была теплой. Но в целом ничего необычного. Только в Наоре предпочитали закрытый ворот, а не полукруглый вырез. А чтобы защитить шею, фрейзелийка просто повязала теплый винного цвета платок.

— Спасибо, что не бросили, — с благодарностью произнесла женщина.

Странные слова, честно говоря, учитывая то, что я как бы своим заложникам была врагом. Хотя нет, убивать-то я их не хотела, так что не врагом, но не другом. Я кивнула в ответ на эту странную благодарность и сжалась на сидении сильнее, все еще было холодно. В салоне было, конечно, теплее, чем снаружи, но куртка не хотела вот так просто сохранять тепло и греть меня.

— Возьмите плащ, — вдруг протянула мне одежду женщина. — Нам с детьми и пледа хватит, а вам плащ не помешает. Я не знаю, как вас зовут…

— Не нужно имен, — я поняла, что она хотела познакомиться, но имен и правда не нужно было. Зачем знать лишнее, я довезу их до города, и мы просто разойдемся своими дорогами. Взять у заложников можно было много, в ушах у женщины я заметила серьги, но не оставлять же мать с детьми вообще без ничего. Мы с Лапкой как-нибудь выкрутимся. Свобода уже сама по себе ценная вещь.

— Я хотела знать имя нашей спасительницы.

— Я не спасительница, нам просто по пути. И я так же легко могла вас убить… — мотнула я головой.

— Но не убили же!

— С вами дети, — выдала я причину. Женщина нахмурилась и сказала уже тише:

— У вас есть принципы? Вы не убиваете детей?

— Я вообще не убиваю! Я не боевик! — я рявкнула на эту идиотку и отвернулась к стене. Зачем она вообще ко мне лезла?!

Конечно, женщина снова принялась шептать какие-то извинения. Я чувствовала своим даром, что они настоящие, и злилась на себя еще сильнее. Естественно, она подумала, что я боевик, а что другое она могла подумать? У меня и оружие было. Поэтому злиться на такое предположение было глупо. Но и не злиться я не могла. И слова к тому же рвались наружу впервые за долгое время. Потому что, вот правда, кому мне было жаловаться в лагере? Разве что коту.

— Моя подруга умерла зря. Она не могла никого защитить. Просто не хотела вредить тем детям, не хотела их бить, больше не могла. Их, конечно, потом все равно наказали. Но Аттики уже не было в живых! Я бы убила, будь в зелфоре всего одна женщина, потому что я хочу жить, просто жить! Но дети…

С чего-то вдруг на глаза навернулись слезы. Все усталость виновата!

— Тихо-тихо, — прошептала женщина и коснулась моего колена горячей ладонью, погладила успокаивающе. Это было так непривычно, так дико, что я шарахнулась от нее в сторону, дернула рукой, совершенно не понимая, что хочу сделать — то ли ударить по чужой руке, то ли накрыть ее своей ладонью.

Но женщина тоже испуганно отшатнулась и одернула руку. Младенец, встревоженный ее рывком, расплакался, и эмоции женщины сильнее окрасились страхом. Скорее всего, она боялась, что я все-таки разозлюсь. Противное чувство.

— Да не сделаю я вам ничего! — прошипела я, прижимая пальцы к переносице. Из-за резких эмоциональных скачков у меня начала болеть голова. И настороженный Лапка, перебравшийся мне под бок, никак не помогал. — Довезу вас до города, дальше вы сами. Зелфор забираю, потом продам…