Книги
Бунт на борту
…Папен, не снимая рук с кранов замолкшей машины, смотрел, как огонь змейками взбирался к верхушке мачты по просмоленным канатам оснастки. Канаты перегорели и огненными жгутами опали на палубу «Дракона». Папен нехотя отодвинулся, с болью в душе уступая пламени каждый шаг палубы. Огонь бросился в последнее наступление, с фырчанием и гудением тесня человека. Папен повернулся спиной к пламени и прыгнул за борт.
Глухой, негромкий звук прилетел с горящего судна. Папен понял: это взорвался котел.
«Погибло все! Стоит ли жить? Стоит ли жить дальше?»
И, взглянув в последний раз на горящий «Дракон», Папен сложил руки, отказываясь жить и бороться. Колыхающийся мутно-зеленый водяной покров сомкнулся над его головой, отнимая воздух и жизнь. И тотчас же кто-то схватил его за воротник камзола, выдернул на поверхность. Папен молчал, не сопротивляясь, но и не выказывая намерения плыть.
— Не дело вы задумали, синьор! — послышался бодрый голос Модильяни. — Утонуть-то не диво. Это любой щенок сумеет! А вы к берегу барахтайтесь! К берегу, синьор!
«Будем по-прежнему барахтаться. Чем тяжелее препятствия, тем бешеней напор!» — вспомнил Папен свой девиз.
С удаляющейся «Вифлеемской звезды» доносилось божественное песнопение. То пастор Вольф и Кривой Пуфель в два голоса орали победную Амвросиеву песнь: «Тебе бога хвалим».
Папена и Модильяни подобрала лодка мюнденской городской стражи, впоследствии цинично и откровенно хваставшаяся:
— Мы опоздали только на полчаса. Ауто-да-фе произошло без нас!
Ученый и его слуга остались в Мюндене. Но построить второй «Дракон» им так и не удалось по той простой причине, что у них не было на это средств. Мюнденский окружной суд, в который Папен подал жалобу, прося взыскать убытки с пастора Вольфа и Кривого Пуфеля, ответил насмешками и издевательством. А в приговоре постановили, что «судно француза Дени Папена сгорело не по чьей-либо вине, а потому, что оно приводилось в движение огнем».
Папен апеллировал к высшему суду ландграфства. Но квестор постановил: «Объявить апеллятору, что движение судов при помощи огня и воды — дело неслыханное. А потому запросить по сему поводу мнение церкви».
Папен знал уже по горькому опыту, что значит связаться с попами. Ничего не добившись, он с трудом перебрался в Англию. Но и там ему не удалось выстроить второе паровое судно. Состоятельные люди, к которым он обращался с просьбой о денежной поддержке, отвечали Папену насмешками.
Отчаявшийся, разочаровавшийся в людях Папен умер в Лондоне в 1714 году. Умер в крайней нищете, забытый, покинутый всеми, за исключением верного Модильяни.
О Папене и его первом пароходе забыли быстро. Вспомнили о нем лишь в 1859 году и поставили на его родине, в Блуа, памятник.
Но истинным памятником Дени Папену стал промышленный переворот на всем земном шаре — переворот, начало которому положил его паровой двигатель.
БЕССМЕРТИЕ
Кофе остыл, а достопочтенная «Таймс» респектабельно скучна на всех ста страницах. Прения в парламенте по бюджету. Конгресс консервативной партии. Забастовка горняков в Уэльсе. В зубах навязло! Скорее в середину номера, где биржа, спорт, светская хроника. Стоп! Это что-то интересное! Небольшая, но серьезная статья о твердой политике Великобритании в Азии. Так, так, так… Микробы коммунизма, ленинские разрушительные революционные идеи особенно опасны для горячего азиатского материка…
— Чепуха! — Уишборн отбросил газету. — Нигде так не врут, как на газетных столбцах и на могильных плитах. Опасные разрушительные идеи? Ха! Жиденькие идеи, слабой консистенции! Ленин умер, умрут и его идеи. На днях сообщалось о его смерти. — Уишборн придвинул настольный календарь и перелистал его. — В какой-то из этих недавних дней он умер. Впрочем, неинтересно, когда он умер! Цивилизованный мир, конечно, вздохнул с облегчением. Со смертью Ленина умрут и его идеи. Законсервируются в славянско-монгольской России, а за ее границами они бездейственны, неприемлемы, не внушают доверия и привлекают только неврастеников или авантюристов с их сомнительными целями. И в Азии тоже. Возьмем, например, Индию. Этот гигант зашевелился было, но после амритсарской кровавой бойни там снова тишина. Осела пыль — и тишина! Возьмем поближе. У нас здесь…
Уишборн почесал висок и задумался.