Императрица Александра Федоровна.

Конец XIX – начало ХХ века

Принято считать, что главной проблемой, ускорившей приближение революции, стала Первая мировая война. Это и так, и не так: в 1914 году, когда еще нет никакой войны, уже начинаются стачки, бунты… В Санкт-Петербурге рабочие переворачивают трамваи, разбирают рельсы, устраивают стачки, озвучивая различные требования, от сокращения рабочей недели до повышения жалованья. Интеллигенция их поддерживает, дума тоже частично поддерживает, и общество лихорадит. Но вскоре начнется война, которая все это обнулит.

В 1914 году был отмечен невероятный рост патриотизма и общественного единения: «Мы должны пойти надрать задницу Вильгельму за наш славянский народ, за Святую Русь! Мы должны выиграть эту войну, это наш священный долг перед нашими союзниками по Антанте, Англией-Великобританией и Францией. Наш священный долг – защитить Балканы, славян, да кого угодно, мы должны выиграть эту войну…» «Царь-батюшка, веди нас на фронт, мы за шесть месяцев (такие были прогнозы) закончим к чертовой матери войну с Вильгельмом, возьмем Берлин. Да мы его уже брали, и ничего страшного, зайдем туда еще раз, ну, и покажем заодно этим европейцам, как воюют бравые русские люди».

Петроград. Телега, запряженная парой лошадей.

Фото Д. М. Прингла. 1917–1918

Ведь действительно, русские люди всю историю хорошо воюют. Но уже в 1915 году от этого единения не остается практически ничего. Война идет не в нашу пользу, обнажая разом огромное число проблем: непрофессионализм военных, разрыв между тылом и фронтом… Мы не успеваем налаживать снабжение нашей армии, начинается знаменитый «патронный голод», у нашей артиллерии не хватает снарядов. А люди, которые отвечают за снабжение… Один великий князь пишет начальнику Генерального штаба: «Батюшка, что я могу поделать? Вы сами знаете, у кого артиллерийский подряд: у Матильды Кшесинской». Матильда – любовница великих князей, которой, вместе с гобеленами, дворцами и бриллиантами, вот так, запросто, дали порулить одним из подрядов…» Известная балерина, естественно, на ситуации наживалась.

Война идет плохо, это тягостно отражается на жизни столиц. Конечно, можно возмутиться: разве происходившее тогда в столицах – это тяготы? Тяготы начнутся, после революции, в Гражданскую войну… Но разве может человек сравнивать свое настоящее с не наступившим еще будущим, разве всегда умеет предугадывать, что будет только хуже? Как правило, не умеет человек делать такие выводы. Поэтому не будем винить москвичей и петербуржцев 1915–1916 годов.

Что же происходит в 1916 году? В городе проблемы со снабжением, появляются «хвосты» (так называются очереди): люди стоят в булочных, в мясных и овощных лавках. Начинаются перебои с поставками хлеба, мяса и другого продовольствия. Это главная проблема. Вслед за этим – перебои с углем и дровами: они тоже не поставляются. С одной стороны, они нужны фронту, а с другой стороны, и на фронте проблемы с логистикой.

Вся логистика нацелена на фронт. Туда везут провиант, патроны, снаряды, еду, уголь и дрова, обратно везут раненых, обратно везут покалеченных, обратно едут беженцы, и все это плохо функционирует.

При этом железные дороги в имперской России отлично работают и оснащены, в сравнении с тем, как они будут работать буквально через год, в канун Октябрьской революции и Гражданской войны. Идет война, но, понятно, люди, которые сидят в кабаках, в кафешантанах, операх и всевозможных увеселительных заведениях Москвы и Петербурга, этой войны не ощущают: они пьют, гуляют, у них цыгане, медведи… У них все хорошо, и у них есть время говорить о том, что происходит. Но их все равно не устраивает, что их быт нарушен, не устраивают эти перебои с дровами, и углем, и едой, не устраивает нарушение обычной динамики.

В Санкт-Петербурге начинаются проблемы с внутренней логистикой. Трамваи начинают ходить не по расписанию. Кроме того, в городе появляется очень много новых людей. Во-первых, это беженцы, которые бегут потому, что русская армия отступает: люди бегут, и некоторые добегают до столицы. Во-вторых, солдаты: одни приезжают в отпуск, другие передислоцируются, а третьи – просто дезертиры. Солдаты в столице лечатся в госпиталях: выздоравливая, они начинают ходить по Санкт-Петербургу… Наличие такого огромного количества войск в городах – это одна из ошибок Николая II как военачальника. Петербург и крупные города не стоило делать перевалочными базами. В столице много войск, одни войска приезжают, другие войска выезжают. Естественно, солдаты видят, что здесь «жирует тыл». И в этом компоте родится огромное количество слухов, совершенно разных. Питер наводнен шпионами, повсюду немецкие шпионы, и одна из главных шпионок, самая главная шпионка – сама императрица. И, разумеется, шпионом является Распутин.

Распутин и императрица – это люди, которые Россию до добра не доведут. Они настраивают всех против императора, против Николая II, и они, это совершенно точно, существуют на немецкие деньги. И все это якобы знают, это все знают… Ходят слухи, слухи беспочвенные, но почвы слухам не нужно, они на то и слухи. Но есть и факты: все дорожает, многие вещи становятся предметами спекуляции, кому война, а кому, знаете ли, мать родна. На спекулятивных ценах наживаются всевозможного рода барыги, совершенно новый тип людей. Они быстро зарабатывают большие деньги: кому-то надо сына от армии «отмазать», кому-то надо получить часть оборонного заказа, кому то, кому се… У нас были проблемы с медикаментами. За XX век мы решили эту проблему, но, как и тогда, так сейчас огромное количество медикаментов великая Россия получает из-за рубежа. Тогда одним из основных поставщиков медикаментов была Германия. С Германией мы воюем. Где взять медикаменты? Их переправляют через Швецию и Финляндию и с восьмикратной наценкой продают в Москве и Санкт-Петербурге. Кому такое могло понравиться? Никому, кроме тех, кто на этом наживался.

Далее. Интеллигенция сидит в ресторанах и кафе и рассуждает о том, что надо бы, конечно, отправить царя в отставку. Лучше бы повесить, но можно и расстрелять, хотя вообще – мы же интеллигентные русские люди, не кровожадные. Блок, Брюсов и вся тусовка Серебряного века приветствуют революцию: «Славлю вас, грядущие гунны…» и так далее. Эти прекраснодушные люди не понимают, что многие из них потом уйдут на эшафот, многие – в питерские Кресты, многих расстреляют в сыром подвале… Об этом еще никто не думает, но все утомлены царизмом. Середина 1916 года: надоел этот царь, и вообще невозможно так жить.

Появляется новый социальный слой – фабричная молодежь. Как мы уже выяснили, в 1913 году Россия находилась на пике своей экономической мощи; очень много заводов строилось в Москве и Санкт-Петербурге; вчерашние крестьяне приезжали работать в города в качестве сезонных рабочих (до весны, когда пора будет возвращаться возделывать землю). Некоторые приезжали и оставались, формируя класс рабочей интеллигенции или рабочей аристократии. У них хорошие деньги, их дети учатся в гимназиях. Но эта рабочая молодежь живет в бедных кварталах, и, естественно, как это заведено испокон веков, бедные кварталы ведут войну с богатыми кварталами. Молодые фабричные пареньки едут в центр Санкт-Петербурга будить местных жителей – кого-то, может быть, пограбить, у кого-то что-то отнять.

Самая главная забава – кинуть гайкой в полицейского: полицейских на Руси не любят. Пассионарная фабричная молодежь хочет распоряжаться своей жизнью, хочет уважения, хочет себя манифестировать, хочет какой-то «движухи». Воздух вокруг накаливается, что-то грядет, и эта молодежь хочет принять участие в грядущих событиях. И, безусловно, примет.