Через пять минут все комнаты заливает свежий воздух и рассветное солнце. Я выбираюсь на улицу и дважды обхожу дом по кругу. Поверх колодца лежат листы фанеры, придавленные мотком колючей проволоки и тяжелым камнем. Одной мне такую тяжесть не поднять. Интересно, кто вырыл этот колодец? Дядя Карла? Сам Карл?

Ручей крошечный и весь затянут ряской – да, зря я вчера глотнула воды из той бутылки. Выкрикиваю имя Карла. Нет ответа. Помню, тренер меня наставлял: куда хуже скрываться от преследования при свете дня в незнакомом месте, чем ночью – в знакомом.

Стрекот усиливается, отчего и нервы у меня начинают шалить.

Нахожу на кухне ржавый столовый нож, пачку соленых крекеров в старой жестянке и три банки апельсиновой шипучки «Гаторейд» с истекшим сроком годности. Подбираю с земли несколько персиков и срезаю гнилые места. Да это не просто завтрак – настоящий пир!

С новыми силами можно браться за дело.

Итак, я опять в коридоре. Ручки с маргаритками улыбаются мне круглыми белыми личиками и желтыми глазками.

Они словно призывают: Открывай!

Самая большая дверца находится ровно посередине шкафа и подписана: «Большая Берта». Сразу вспоминаю Буффало Билла из «Молчания ягнят», который похищал толстых девушек, морил их голодом, а из лишней кожи потом шил себе костюм. Рейчел была худой.

Рывком открыв дверь, я обнаруживаю внутри старинную швейную машинку «Зингер» с продетой в иголку бежевой ниткой. Едва сдерживаю рвотный позыв.

Не знаю, можно ли ненавидеть Карла сильнее. Но с каждой секундой, что я провожу возле этого чудовищного шкафа, вдыхая его затхлую вонь, меня все глубже затягивает на дно.

Какой ящик выбрать? «Золушку» – потому что так он называл девушку под дождем? «Скарлетт» – потому что мы с сестрой миллион раз пересматривали «Унесенные ветром»? «Розу» – потому что это любимый цветок моей мамы?

За годы изысканий я хорошо усвоила одно: все жертвы одинаково важны. Каждая заслуживает право быть первой.

Точки пульса на моем теле стучат как бешеные. Я трогаю ручку «Золушки». Потом «Вивьен». «Мари-Луиза». «Джин». «София» и «Пенелопа». Начинаю распахивать все дверцы подряд, чтобы убедиться окончательно.

Передо мной – фотокамеры.

Карл назвал человеческим именем не только Джорджа, своего любимца и верного спутника в путешествиях по Техасу.

Он давал имена всем своим фотоаппаратам.

Объективы таращатся на меня, будто россыпь пустых глазниц.

Я запуталась в собственных чувствах. Что я сейчас испытываю? Облегчение – от того, что в шкафу не оказалось жутких трофеев? Мандраж – от того, что Карл до сих пор держит ситуацию в своих руках?

Я ощупываю дно отсека со швейной машиной и не нахожу ничего, кроме пыли. Выкладываю на пол Элеонору – старый объемистый «Кодак Дуафлекс», – и Джин, винтажный «Кэнон» с длинным объективом-гармошкой.

Пока я собирала информацию о Карле, то волей-неволей кое-что узнала о камерах – и теперь могу почти без труда опознать любую из тех, что лежат на полках шкафа. Внимательно ощупываю задние стенки отсеков, в которых покоились Элеонора и Джин. Ничего. Что ж, допустим, в шкафу хранится только коллекция камер.