Книги

Брокен-Харбор

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет, неправда.

– Мы нашли его сообщения.

– Нет, ничего вы не нашли. Это ведь интернет – там любой может выдать себя за кого угодно. Пэт в интернете не сидел – он только брату писал и искал вакансии.

Ее голова и руки затряслись мелкой неудержимой дрожью.

– Миссис Спейн, мы нашли сообщения в вашем домашнем компьютере. Кто-то пытался удалить историю браузера, но справился неважно, и наши парни легко восстановили данные. В течение нескольких месяцев до смерти Пэт пытался поймать – или, по крайней мере, опознать – хищника, жившего у вас за стеной.

– Это была шутка. Он скучал, у него появилось много свободного времени, вот он и разыграл людей в Сети. Это все.

– А волчий капкан на чердаке? А дыры в стенах? Видеоняни? Все это тоже шутки?

– Не знаю. Не помню. Дыры в стенах образовались сами собой – эти дома строили из чего попало, вот они и разваливаются на части… Видеоняни – это просто Пэт играл с детьми, они хотели проверить…

– Миссис Спейн, послушайте, мы с вами сейчас наедине. Я ничего не записываю. Я не зачитал вам права. То, что вы скажете, не может быть использовано против вас.

Многие детективы регулярно так рискуют, делая ставку на то, что, заговорив однажды, подозреваемый не удержится и во второй раз или что непригодное для суда чистосердечное признание наведет на информацию, которую можно использовать. Я не люблю рисковать, однако сейчас у меня не было ни времени, ни рычагов давления. Дженни никогда не признает свою вину на официальном допросе. Я не могу предложить ей то, что покажется ей желаннее блаженного холодка бритвенных лезвий, очищающего огня инсектицида, зова моря. Чем бы я ей ни пригрозил, перспектива прожить в этом аду еще шестьдесят лет была страшнее.

Если бы в мыслях Дженни проскальзывала хоть малейшая надежда на будущее, у нее не было бы ни единой причины мне хоть что-то рассказывать – неважно, грозило бы признание тюрьмой или нет. Но мне известно кое-что о тех, кто думает о сведении счетов с жизнью, – они хотят, чтобы хоть кто-то узнал, что привело их на край пропасти. Возможно, им нужно, чтобы последняя частичка их жизни сохранилась на задворках чьей-то памяти, когда сами они уже станут землей и водой. Возможно, они просто хотят сбросить этот пульсирующий кровавый груз кому-то в руки, чтобы он не отягощал их в пути. Хотят сохранить свою жизненную историю. Никто в мире не знает об этом лучше меня.

Единственное, что я мог предложить Дженни Спейн, – это возможность поделиться своей историей. Я готов был сидеть там сколько потребуется – пока голубое небо не почернеет, пока за холмами в Брокен-Харборе не погаснут ухмыляющиеся фонари из тыкв, пока не загорятся радостные рождественские огни. Пока она говорит, она будет жива.

Тишина. Дженни обдумывала мои слова. Дрожь прекратилась. Ее ладони медленно разжались, выпустив края мягких рукавов, и потянулись к рисунку. Как слепая, она водила пальцами по четырем желтым головам, четырем улыбкам, по имени ЭММА, написанному печатными буквами в нижнем углу.

– Он выбрался наружу… – Тонкая струйка шепота едва пробивалась сквозь неподвижный воздух.

Медленно, опасаясь ее спугнуть, я откинулся в кресле, чтобы дать ей больше пространства, и только тогда осознал, что все это время старался не дышать с ней одним воздухом и теперь у меня кружится голова.

– Давайте начнем с начала, – сказал я. – Как все началось?

Дженни тяжело помотала головой на подушке:

– Если бы я знала, я бы это прекратила. Я лежу здесь и все думаю, думаю об этом, но не могу вспомнить конкретный момент.

– Когда вы заметили, что Пэта что-то тревожит?

– Давно, лет сто назад – в мае, в начале июня? Случалось, я спрошу у него что-нибудь, а он не отвечает; посмотрю на него – а он смотрит в пустоту, словно прислушивается. Или дети начинали шуметь, Пэт подскакивал и кричал: “Заткнитесь!” Когда я спрашивала, в чем проблема, ведь это было на него совершенно не похоже, он говорил: “Ни в чем, просто я заслуживаю немного тишины и покоя в собственном доме, черт побери”. Это все мелочи, никто другой ничего бы не заметил, и он сам говорил, что у него все хорошо, но я-то знала его как облупленного. Понимала, что что-то не так.