Однако у Фостера были более широкие связи, чем у большинства претендентов, отвергнутых фирмой Sullivan & Cromwell. Он обратился к своему деду, который был знаком с Алджерноном Салливаном, покойным соучредителем фирмы, и был готов использовать эти связи, чтобы обратиться к оставшемуся в живых соучредителю Уильяму Нельсону Кромвелю. "Разве воспоминаний о старых связях недостаточно, чтобы дать шанс этому молодому человеку?
Кромвель понимал, что если бывший госсекретарь рекомендует своего внука на работу, то юридическая фирма, опирающаяся на связи в Вашингтоне, должна прислушаться. Он решил перечить своим партнерам, и осенью 1911 г. Фостер поступил на работу в Sullivan & Cromwell в качестве клерка. Его начальная зарплата составляла 12,50 долл. в неделю, которую его дед щедро дополнял. Из своего нового офиса на Уолл-стрит, 48 - фирма занимала девятнадцатый и двадцатый этажи здания Банка Нью-Йорка - он мог видеть портик Федерального зала, где в 1789 г. проходила инаугурация президента Джорджа Вашингтона.
"Только подожди!" - написал он Джанет, узнав, что его приняли на работу. "Через год-два я сам буду нанимать молодых людей. Я тоже стану партнером".
Они поженились в Оберне 26 июня 1912 года. Фостеру было двадцать четыре года, а Джанет только что исполнился двадцать один год. Если она еще не понимала, что работа всегда будет центром его жизни, то это стало ясно во время их медового месяца в Катскиллз. Во время командировки в Британскую Гвиану по заданию компании Sullivan & Cromwell он подхватил тяжелую форму малярии - ему было поручено убедить правительство этой страны разрешить беспошлинный ввоз американской муки, и в результате сочетания ее последствий и хинина, который он принимал в качестве лечения, он едва мог ходить. В течение всего медового месяца их сопровождала медсестра. Тем не менее их брак начался великолепно, и они остались преданными друг другу. Полвека спустя, уже после смерти Фостера, ей сказали, что в готовящейся к изданию книге он будет изображен "с бородавками и во всем".
"Какие бородавки?" - спросила она. "Фостер был идеален".
К моменту прихода Фостера в компанию Sullivan & Cromwell она уже стала уникальным хранилищем власти и влияния. В последние десятилетия XIX века в США были накоплены огромные состояния. Многие из тех, кто их скопил, использовали Sullivan & Cromwell в качестве связующего звена с Вашингтоном и другими странами мира.
Алджернон Салливан и Уильям Нельсон Кромвель основали свою юридическую фирму в 1879 г., чтобы заняться новым видом бизнеса: объединением инвесторов и предприятий для создания гигантских корпораций. Sullivan & Cromwell сыграла важную роль в становлении современного капитализма, помогая организовывать, как сказано в ее официальной истории, "некоторые из величайших промышленных, коммерческих и финансовых предприятий Америки". В 1882 году она создала компанию Edison General Electric Company. Семь лет спустя, при участии финансиста Дж. П. Моргана, она объединила двадцать одну сталелитейную компанию в National Tube Company, а затем, в 1891 г., объединила National Tube с семью другими компаниями и создала U.S. Steel с капиталом более миллиарда долларов - поразительная сумма по тем временам. Железнодорожный магнат Э. Х. Гарриман, которого президент Теодор Рузвельт осуждал как "злоумышленника, обладающего огромным богатством" и "врага республики", нанял фирму для ведения двух легендарных войн по доверенности: одной - для захвата Центральной железной дороги Иллинойса и другой - для борьбы с разгневанными акционерами банка Wells Fargo. Первую войну фирма выиграла с помощью тактики, которую одна из нью-йоркских газет назвала "одним из тех безжалостных упражнений в использовании силы огромных миллионов", а вторую - с помощью сложных маневров, которые, как говорится в книге о фирме, были "обманом, подкупом и хитростью [которые] были вполне законными".
Вскоре после этого, работая в интересах французских инвесторов, которым грозило разорение после краха их проекта по строительству канала через Панаму, Sullivan & Cromwell добилась уникального триумфа в мировой политике. Благодаря мастерски проведенной лоббистской кампании ее бесконечно изобретательный управляющий партнер Уильям Нельсон Кромвель убедил Конгресс США отменить решение о строительстве канала через Никарагуа и выплатить его французским клиентам 40 млн. долл. за их землю в Панаме. Затем он помог организовать революцию, в результате которой провинция Панама была отторгнута от Колумбии и стала независимым государством, возглавляемым кликой, готовой в знак благодарности разрешить строительство канала на выгодных для США условиях. Одна из газет назвала его "человеком, чей мастерский ум, отточенный на камне корпоративной хитрости, задумал и осуществил изнасилование перешейка".
Клиенты предпочитали Sullivan & Cromwell, поскольку ее партнеры, по словам Кромвеля, "знали и могли влиять на значительное число публичных людей в политической жизни, в финансовых кругах, в прессе, и все эти влияния и связи имели большое, а иногда и решающее значение". Sullivan & Cromwell процветала в точке, где политика Вашингтона пересекалась с глобальным бизнесом. Джон Фостер Даллес проработал на этом перекрестке почти сорок лет.
Его первыми клиентами стали инвесторы в бразильские железные дороги, перуанские шахты и кубинские банки. После начала войны в Европе он отправился туда для продвижения интересов других клиентов, включая Merck & Co., American Cotton Oil Company и Holland America Line. Все остались довольны работой молодого человека.
Алли также вступал на путь, который определил его будущее. Вскоре после окончания Принстона в 1914 г. он отправился в христианский колледж Юинга в центральной Индии. По пути он остановился в Париже, который для него, как и для многих американцев его класса, стал почти вторым домом. Он бежал с толпой принстонцев, которые наслаждались там хорошей жизнью, и хотя позже он вспоминал, что во время пребывания в Париже читал об убийстве эрцгерцога Франца Фердинанда, наиболее ярким воспоминанием для него был Гран-при в Лонгшампе - кульминация сезона скачек на чистокровных лошадях и светское событие первого порядка.
На пароходе, который вез его из Франции в Индию, Алли прочитал и был очарован "Кимом" - классическим романом Редьярда Киплинга о "большой игре" - конфликтах крупных держав и тайных маневрах, которые их определяют. Его герой - ирландский сирота, который воспитывается как индус на шумных базарах Лахора, учится вечным истинам у тибетского ламы и, наконец, становится тайным агентом британцев, которые, по словам Киплинга, "способны следить за справедливостью", поскольку "знают землю и обычаи этой земли". В книге Ким рассказывает, что "время от времени Бог заставляет рождаться людей - и ты один из них - которые имеют жажду идти вперед, рискуя жизнью, и узнавать новости. Сегодня это может быть о далеких делах, завтра - о какой-нибудь скрытой горе, а на следующий день - о каком-нибудь недалеком человеке, совершившем глупость против государства.... Он должен идти один - один и под угрозой своей головы".
Ким - о славе империи и о тех мерзких вещах, которые иногда приходится делать втайне, чтобы ее отстоять. В предисловии к более позднему изданию критик и активист Эдвард Саид назвал эту книгу "главным произведением об империализме". Для Алли она была просто вдохновляющей. Он никогда не расставался со своим экземпляром. Когда он умер, книга лежала на его прикроватной тумбочке.
Во время пребывания в Индии Алли на всю жизнь пристрастился к слугам; впоследствии, как писала его сестра Элеонора, "почти не было времени, когда бы ему не пришлось за кем-нибудь принести и унести". Он также исследовал древние руины, изучал хинди и санскрит и даже слышал чтение поэта-мистика Рабиндраната Тагора. Антиколониальное движение заинтриговало его, и после посещения нескольких подрывных собраний он был приглашен в дом одного из лидеров активистов, адвоката Мотилала Неру. Там он познакомился с двумя детьми Неру - Джавахарлалом, только что вернувшимся из Кембриджа и ставшим первым премьер-министром Индии, и его сестрой-подростком Виджаей, еще более страстной сторонницей независимости, ставшей дипломатом и первой женщиной-председателем Генеральной Ассамблеи ООН.
Алли закончил год преподавания в христианском колледже Юинга и получил приглашение остаться, но в мире шла война, и он хотел быть ближе к действиям. Он не мог вернуться домой через Атлантику, так как атаки немецких подводных лодок сделали этот путь слишком опасным. Поэтому весной 1915 г. он отправился на восток, совершая неспешное путешествие на пароходах и поездах с остановками в Сингапуре, Гонконге, Кантоне, Пекине, Шанхае и Токио. На каждой остановке его встречали американские дипломаты, и он был приглашен на несколько официальных приемов. Он понимал, почему.
"Это великое дело - иметь знаменитых родственников", - писал он в письме домой.
Родина, на которую Алли вернулся в возрасте двадцати двух лет, обогнув земной шар, сильно изменилась по сравнению с той, которую он покинул четырнадцатью месяцами ранее. Спокойствие Америки было поколеблено известием о войне в Европе, самым страшным из которых стало торпедирование лайнера "Лузитания", унесшее около 1200 жизней, в том числе 128 американцев. Президент Вудро Вильсон, который был любимым профессором Фостера в Принстоне, разошелся во мнениях со своим госсекретарем Уильямом Дженнингсом Брайаном относительно того, как реагировать на нападение Германии на "Лузитанию", и их спор привел к отставке Брайана. На его место Вильсон назначил заместителя Брайана Роберта Лансинга, усатого англофила, который также был любимым "дядей Бертом" Фостера и Алли.
Мальчики росли с дедушкой, который был государственным секретарем, а теперь "дядя Берт" занял этот пост. Это позволяло им иметь более тесные связи с внутренним кругом американской власти, чем любая другая пара младших братьев и сестер в стране.
Фостер уже воспользовался этими связями, чтобы получить работу в компании Sullivan & Cromwell, и строил там прибыльную карьеру. Алли еще не решил, чем он хочет заниматься в жизни. Косвенным образом потопление "Лузитании" натолкнуло его на мысль о шпионаже и тайных операциях. Это привело к тому, что его "дядя Берт" стал государственным секретарем, что дало ему новую прочную связь с самой элитной элитой Вашингтона и первое знакомство с подпольным миром.
Возмущение, вспыхнувшее в США после нападения на "Лузитанию", во многом объяснялось тем, что это был беззащитный пассажирский лайнер, хотя Германия утверждала, что он выполнял секретную миссию по поставке оружия Великобритании в нарушение Закона о нейтралитете США. Это возмущение способствовало принятию американцами решения о вступлении в Первую мировую войну двумя годами позже. Лишь несколько человек знали, что обвинение Германии было действительно верным. Одним из них был государственный секретарь Лансинг.