— Как «нельзя»? — поразилась Весняна. — А куда тогда? Назад в Залесное что ли?
— Возможно, — промолвил Олег.
— Ну, дела! — покачала головой Евдокия. — Себя со стороны видели? Все побитые, как с войны обернулись. У Ирины нашей рана. Отдых всем необходим.
— Многого мне не надобно, — зевнула монахиня. — Токмо поспать самую малость, а дальше своим светом рану залечу. И вскоре восстановлюсь так, что сызнова смогу дать бой.
Евдокия всё ещё несла Ирину на спине. Девушка уткнулась в могучее, но такое тёплое и мягкое плечо, и проваливалась в полудрёму.
— Нет, необязательно прямо сейчас поворачивать в Залесное, — пробурчал Олег. — Но-о…
Удивительное дело, однако группа беспрепятственно дошла до перекрёстка, где билась с волколаками, а проверившая округу Весняна сказала, что погони всё нет.
— Чудно, — дивилась Евдокия. — Быть сего не может.
— Думаю, не обошлось без помощи Захара, — сказал Лёха. — Упрекайте меня в доверчивости сколько хотите, но я считаю, что это с позволения боярского сына мы так спокойно уходим. Может, соврал папке и погоню по ложному следу послал.
— Ежели добрый такой он, то непонятно, почему нечестивому батюшке прислуживает, — проворчала Евдокия.
Миновали перекрёсток и двинулись в сторону Московского уезда.
— Значит так, помог нам боярский сын али нет, однако едва ли в Залесном ожидают нашего скорого возвращения, — уверенно заговорил Олег. — Стало быть, есть у нас… это… как ты, Алёшка говоришь?.. Ну, слово такое мудрёное…
— Фактор внезапности?
— Да! Посему в ставку не возвращаемся, но и в Залесное прямо сейчас не пойдём. Надобно дух перевести. И поразмыслить, поразмыслить…
Ещё раз убедившись, что слежки нет, борцы попросту свернули в лес.
Он молился. В сотый раз повторял одни и те же строки, так что разум уже перестал распознавать смысл сказанного, но губы продолжали двигаться будто сами собой, рождая новые слова. Молящийся был подобен последнему воину на поле брани, ибо все соратники либо пали, либо в страхе бежали, побросав оружие. Только рать была не мирской, а духовной. Он молился, исполняя священный долг, хотя рядом не осталось никого из братьев. И он знал, что та же ужасающая участь вскоре постигнет его.
Слух уловил эхо шагов. За ним пришли. Вот они уже вошли в келью и разглядывают его. Неважно. Начнись хоть Второе пришествие — молитва должна звучать непрестанно, а если нечистая сила насильственно закроет уста, то пускай обращение исходит из глубин сердца. Они схватили его с двух сторон, и грубо потащили наружу.
После пещерной тьмы по глазам больно ударил дневной свет. Вокруг замелькали ветки, пожухлые травы и опавшие листья. Впереди мучительная смерть. Да будет так. Он смиренно и мужественно снесёт последние испытания подобно тому, как Спаситель сносил тяготы пути на Голгофу, а затем и казнь распятием. Главное, до предсмертного вздоха не терять духовную связь и молиться.
«Голгофой» оказался храм в Залесном. На его улицах больше не расхаживал народ, занимаясь повседневными делами; на торгу не слышно зазываний или споров купцов; не звенит церковный колокол, возвещая о службе. Последняя видимость жизни исчезла с улиц, жители поселения будто в спешке оставили город, побросав всё хозяйство, как если бы пришла чума или война. Но даже при них не бывает такого запустенья: вороны деловито хозяйничают во дворах, снуют брошенные животные; встречаются одиночки, которые не пожелали или не смогли уйти из дому. Нет, в Залесном не так — всё живое словно мигом испарилось.
Молящегося приволокли внутрь храма, с грохотом захлопнулись входные двери. Проходила служба, только не та, которая известна во всех церквях страны: не по православному обряду. И не по католическому, не похоже даже на что-либо из многообразия новомодного протестантства. Сегодняшнее богослужение совершалось впервые за многие века и вообще не имело отношения к христианству.