Максимальная ставка подоходного налога: 1913–2003

Апдейт. С момента написания этой статьи майнерам Ethereum, похоже, удалось увеличить лимит газа с 6,7 миллиона до 8 миллионов, даже не обсуждая это с главными разработчиками или с Ethereum Foundation. Так что надежда есть. Но для достижения цели потребуется много усилий, направленных на формирование сообщества и другую изнурительную нетехническую работу.

Еще один способ борьбы с риском появления опасных и неконтролируемых алгоритмов управления – так называемые цифровые конституции, которые математически определяют желаемые свойства протокола и требуют, чтобы любые изменения кода сопровождались проверяемым компьютером доказательством того, что они удовлетворяют этим свойствам. На первый взгляд звучит неплохо, но и здесь, на мой взгляд, не помешает доля скепсиса.

В целом идея создавать нормы свойств протокола и использовать эти нормы в качестве координирующих флажков – замечательная. Так мы можем обозначить самые важные и ценные для нас свойства протокола и усложнить их изменение. Однако это именно тот способ, который подходит для слабо связанной формы (второй слой), но не для тесно связанной (первый слой).

Любую значимую норму трудно исчерпывающе сформулировать; этим отчасти сложна проблема ценности. Это верно даже для чего-то, казалось бы, совершенно недвусмысленного вроде лимита в 21 миллион монет[46]. Конечно, можно добавить строку кода assert total_supply <= 21000000 с комментарием «не удалять ни при каких обстоятельствах», но есть множество обходных путей. Например, кто-то может догадаться сделать софтфорк, который добавляет обязательную комиссию за транзакцию, пропорциональную стоимости монеты, умноженной на время с момента последней отправки монет, и это будет эквивалентно демереджу[47], что, в свою очередь, эквивалентно дефляции. Также можно внедрить другую валюту под названием «бпткойн» с 21 миллионом новых единиц и добавить функцию, при которой майнер может перехватить отправленную биткойн-транзакцию и потребовать биткойн, взамен отдав получателю бпткойн. В таком случае биткойны и бпткойны быстро станут взаимозаменяемыми, увеличив «общее предложение» до 42 миллионов без изменений той строчки кода. Обеспечить соблюдение «более мягких» норм вроде невмешательства в состояние приложения еще труднее.

Мы хотим иметь возможность заявлять, что изменение протокола, нарушающее любую из этих гарантий, должно рассматриваться как незаконное – здесь нужен координационный орган, который будет размахивать красным флажком, – даже если оно будет одобрено голосованием. Также мы хотим иметь возможность заявлять, что изменение протокола, которое следует букве правил, но явно нарушает их дух, все равно следует рассматривать как незаконное. И лучший способ добиться этого – иметь правила на втором уровне, то есть в сознании членов сообщества, а не в коде протокола.

Однако я вовсе не хочу идти другим путем и утверждать, что голосования монетами или другие схемы, подобные голосованию внутри блокчейна, вообще не стоит применять в управлении. Главной альтернативой здесь кажется консенсус главных разработчиков, но и это, на мой взгляд, может представлять серьезную угрозу в тех случаях, когда режим отказа контролируют «интеллектуалы в башне из слоновой кости», которые больше заботятся об абстрактных философских вопросах и изящных технических решениях, чем о реальных повседневных проблемах вроде взаимодействия с пользователем и транзакционных сборов.

Как же решить эту дилемму? Для начала можем прислушаться к тому, что slatestarcodex[48] говорит в контексте традиционной политики:

Ошибка новичка: вы видите в какой-то системе проявления Молоха [то есть она захвачена несогласованными частными интересами] и говорите: «Хорошо, мы все исправим, установив над ней контроль другой системы. Эту другую систему мы будем контролировать, написав на ней ярко-красным маркером “НЕ СТАНОВИСЬ МОЛОХОМ”».