Конспираторы хреновы, — догадался Егор. — Магнитофон прячут, разговоры записывают. Ну и пусть. За мной никакого криминала нет, и записей мне бояться нечего. А на скользкие вопросы я в любом случае отвечать не стал бы.

— Так кого еще убили вчера? — спросил Егор.

— Что? — Воронин вышел из задумчивости не сразу — непрофессионал; Копаев, вот, не отвлекался и в раздумья во время допроса не впадал. — А-а, следователя нашего убили. Белова Александра Андреевича.

Белов, — подумал Егор, — знакомая фамилия. Должно быть, тот самый Белов, который Дениса вызывал. Что же они делали вдвоем в неподходящем месте в неподходящее время? Этот вопрос он оставил при себе.

Воронин снова полез в стол, теперь уже в другой ящик, вынул папку, а из папки — черно-белую фотографию и бросил ее на стол перед Егором.

— Вот, взгляни.

Егор взглянул и тут же пожалел об этом. Мертвое тело Дениса Брагина было на том фотоснимке: обезображенное смертью лицо, грудь, разрубленная наискосок от левого плеча до правого бока…

— Господи ты боже мой, — потрясенно прошептал Егор — Денис был убит точно таким же ударом, какой вчера Арагорн применил против Боромира! — Безумие какое-то.

— О чем это ты? — быстро спросил Воронин.

— Понимаешь, я… — Егор запнулся, вспомнив про спрятанный в ящике письменного стола магнитофон: Черт! Чуть не ляпнул впопыхах. Нельзя говорить, что я вчера провел против Дениса такой же прием. Нельзя!

— Что — ты? — нетерпеливо спросил Воронин.

— По-моему, я узнаю этот удар, — сказал Егор. Он указал пальцем на фотографию, избегая коснуться нее. — Это прием из японского фехтования, называется кэса-гири, монашеский плащ. — Егор уже вполне совладал с собой и заговорил спокойнее, более уверенно, несколько даже отстраненно: — Я читал, что самураи таким ударом разрубали человека надвое, от плеча до пояса. А здесь, видимо, дистанция была слишком велика, удар был нанесен самым кончиком меча…

— Удар, тем не менее, смертельный, — заметил Воронин.

— Да, — согласился Егор.

— А скажи-ка мне, милый друг, откуда ты почерпнул сведения о приемах японского фехтования? — спросил Воронин, хитро щуря глаз. — Ведь ты, насколько мне известно, занимался всерьез шпагою.

— Я и кэн-дзюцу занимался, — сказал Егор. — Правда не так серьезно, по самоучителю. Наверное помнишь, одно время весь город был наводнен такими тощенькими брошюрками: каратэ, кунг-фу, таэквондо, айкидо, кэндо, ну и так далее…

— Припоминаю что-то такое, — кивнул Воронин. — Выходит, ты набрался мудрости из какого-то профанского самоучителя?

— Ну, некоторое рациональное зерно там все же было, — сказал Егор. — Нужно только знать, что выбрать. А у меня кое-какой практический опыт в фехтовании имеется, вот я и выбирал, синтезировал, импровизировал…

— Тоже мне — Миямото Мусаси, — проворчал Воронин. Потрогал ящик стола, но открывать не стал, а вместо этого достал из кармана блокнот — точь-в-точь как у Копаева — и авторучку. — Как, ты сказал, называется этот удар?

— Кэса-гири, — повторил Егор.