Еще менее, чем сам путч, его организаторы продумали его политические последствия. Национальный комитет в большинстве своем отрицательно отнесся к этим мероприятиям. Коалиционное министерство – в том числе благодаря ревностному противодействию бывшего премьер-министра – тут же образовать не получилось, а это было единственной надеждой удержаться. Поначалу все дела должна была взять на себя «Комиссия по безопасности фронтовых частей», однако сделать это она, разумеется, была не в состоянии. Полковник Баллод и князь Ливен в своем содействии отказали. Антанта же вмешалась и потребовала скорейшего формирования правительства, соответствующего истинному соотношению сил среди различных групп населения. Она угрожала Германии тем, что вынуждена будет вмешаться на стороне правительства Ульманиса.
(иллюстрации «Русские пленные», «Капитан фон Ягов, 1-й офицер Генштаба 6-го резервного корпуса», «Кирха Св. Троицы в Митаве», «Курляндский ландшафт (мельница у Платона)»)
Направленные на это усилия комиссии по перемирию были тем временем отвергнуты германским правительством.
Так как обстановка все более обострялась, генерал граф фон дер Гольц посчитал себя вынужденным выразить в прокламации свое подчеркнутое недовольство и предупредить любые попытки развязать гражданскую войну, резко указав на принадлежащую исключительно ему командную власть. Он отклонил требование Антанты о смещении капитана фон Пфеффера и барона Мантойфеля, однако также своим вмешательством помешал и дальнейшим самостоятельным акциям ударных частей ландесвера и установлению в стране анархии. Началась подготовка к выводу из Либавы фрайкора Пфеффера, который, без сомнения, был повинен в своеволии.
V. Ход военных событий вплоть до начала мая 1919 г
Реорганизация германских войск на Востоке
С завершением митавской кампании в военной сфере на передний план вновь выступили организационные вопросы.
Высшее командование стремилось устранить диспропорцию между большими штабами и незначительным боевым составом частей. 26 марта Верховное командование «Север» распорядилось в этом духе о полной реорганизации подчиненных ему частей. Согласно ей, задействованные на курляндско-литовском театре военных действий штабы и 52-е генеральное командование расформировывались. Части же их сводились в бригаду «Шавли» под командованием бывшего начальника штаба подполковника Энгелина. Фрайкор Брандиса входил в состав 6-го резервного корпуса.
В последнем из Железной дивизии и балтийского ландесвера образовывалась бригада «Курляндия» под командованием бывшего штаба Хагена.
Поначалу, конечно, у имевшихся соединений была масса дел, чтобы сохранить свой состав. Бригада «Шавли» уже на 2-й день после ее формирования заявила о непременно необходимом подкреплении всеми родами войск, в особенности артиллерией и частями для охраны железных дорог.
1-я гвардейская резервная дивизия в начале апреля доложила, что боевой состав опасно сократился из-за отпусков и увольнений. Эти сложности частично были вызваны трудностями снабжения, однако так же и ужесточившейся дисциплиной. Все люди, прибывшие в Прибалтику лишь «поживиться», возвращались разочарованными. Во многих частях, отряде Мальцана, эскадроне 16-го уланского будто бы «вновь начались проблемы»[134]. 1-й гвардейский резервный полк докладывал, что после того как отдохнули и получили возможность помыться в Митаве, настроение улучшилось, однако довольствие стало «еще хуже». Пополнения полку не выделялось.
Штаб корпуса понимал, что обстановка с размещением и довольствием на полностью разграбленной большевиками территории к востоку от дороги Скайсгирры – Митава становится особенно сложной. Подвоз снаряжения был недостаточным. Настроение было в целом неплохим, однако из выше описанной обстановки солдаты делали собственные выводы и подавали рапорты об увольнении. В часто цитируемом отчете тогдашнего капитана фон Рабенау можно прочесть: «В апреле войска внезапно уже не испытывали более желания служить, потребовалась целенаправленная пропаганда, чтобы они массово не увольнялись. В течение нескольких дней мы были в серьезной опасности, что фронт попросту распадется. По просьбе командующего в ходе этого кризиса я произнес со сцены городского театра в Митаве, в столь выделяющемся на местном фоне прекрасном здании в стиле барокко, чисто пропагандистскую речь перед заполнившими весь партер и ложи солдатскими делегатами. Я не без юмора ощущал себя в странной, двусмысленной театральной роли и не желал бы повторения ее когда-либо».
Удалось разъяснить войскам, что следует держаться в Курляндии.
«Помимо этого шла еще и антипатриотическая агитация. Спартакистские организации имели центральные бюро в Муравьево и Шавлях. Угроза заражения войск большевизмом была велика».
В Железной дивизии не хватало прежде всего обмундирования. В некоторых батальонах очень сильно сократился боевой состав из-за увольнения и отсутствия пополнения. Настроение частей оценивалось «как в целом хорошее». Так или иначе, ядро было здоровое, проникнутое сознанием важности задачи по борьбе с большевизмом и полностью доверявшее командующему дивизией.
Штаб корпуса в этих обстоятельствах 4 апреля обратился к Верховному командованию «Север» с настоятельной просьбой о скорейшей присылке надежных частей и повторил ее на следующий день, запросив подчинение готового к отправке в Штеттине отряда Пёнсгена.
При этом сам штаб корпуса делал все, что было в его силах, чтобы добиться крайне необходимого в связи с обстановкой на фронте увеличения боевого состава. Приказом по корпусу от 10 апреля были проведены ускоренное переформирование полка «Либава», подготовка батальона Хенке к отправке на фронт, распределение находящихся на подходе подкреплений – по одной тяжелой батарее из 1-го и 20-го армейских корпусов[135], саперной роты из 45-й резервной дивизии, отрядов матросов Штёвера и Рикхоффа, мобильных частей 64-го гвардейского резервного пехотного полка, эскадрона гвардейских драгун и пехотной роты из Гвардейского корпуса[136]. Временно 1-й гвардейской резервной дивизии передавались один батальон и одна батарея из 45-й резервной дивизии[137].
Отряд Шаурота был размещен к югу от Митавы в качестве резерва корпуса.
Постепенно стала ощущаться и деятельность созданной в Германии под именем «Вербовочное бюро «Балтенланд»» организации. Кроме того, ответственные инстанции и в мае отправили дополнительные соединения, например, фрайкоры Михаэля и Вайкхманна. И хотя тактическая ценность этих подкреплений была весьма различной, все же из теперь уже достаточно большого материала, имеющегося в наличии, командование сумело постепенно создать вполне эффективное орудие. Железная дивизия в течение мая достигла размеров, сравнимых с штатной численностью дивизии военного времени, в том числе за счет присоединения к ней фрайкора Пёнсгена. Численность состоявших на довольствии в 1-й гвардейской резервной дивизии составила почти 32 тысяч человек[138]. Штаб этой дивизии и в дальнейшем с особенным успехом стремился систематически повышать сознательность солдат дивизии, раз за разом доводя до них смысл и цель их присутствия в Прибалтике. Тогда широкое распространение получила и мысль о поселении в этих краях.
Не совсем желательное развитие получило и постепенное расширение латышского батальона Баллода в 1-ю латышскую бригаду. Это происходило, несмотря на отказ от принудительной мобилизации со стороны немцев и за счет постоянной переброски отдельных отрядов, образуемых в различных местах Курляндии латвийским военным министерством с помощью имевшихся рекрутских депо и вербовочных инстанций. Каким духом окрылялось это министерство, следует из того, что заключенное в свое время соглашение относительно мятежника Гольдфельда попросту никак им не выполнялось, а Гольдфельд и далее оставался командиром эскадрона. То, что он кроме того стремился отдавать предпочтение при снабжении оружием чисто латышским отрядам, привело к дальнейшему росту недоверия между латышами и немцами из Германии, хотя следует признать, что на фронте бригада вела себя вполне корректно.