— Ей сто лет в обед. Что ты с ней будешь делать?

— Распарим. За свинину сойдет.

Мы все же заглянули с Петром в хаты, подвалы, сараи. Ничего не нашли. Возвращались ни с чем.

У одного из крайних домов солдаты развели костер и варили в котелке кусочки свиной кожи, которую мы у них видели.

— Присаживайтесь, — пригласил нас пожилой. — Я вам говорил, что ничего тут не найдете. Мы тут уже не первый день.

— И не боитесь, что вас за дезертиров посчитают? — удивился Петр.

— Нет, — ответил пожилой. — Мы заготовители. У нас есть бумага.

— И много вы заготовили?

— Вчера мешок сухарей, — сказал пожилой и посмотрел на нас, будто интересовался, какое это произвело впечатление. Мы раскрыли рты от удивления. Тогда пожилой вытащил из кармана шинели сухарь, разломил его пополам и протянул мне и Петру. Молодой сплюнул с нескрываемой злостью после такого великодушного жеста со стороны своего напарника. Ему не нравилось и то, что он выдал тайну. Мы слышали, что с самолетов где-то сбрасывали продовольствие и боеприпасы, но искать еще не пробовали. Молодой боец старался отвести разговор в сторону, опасаясь, что напарник еще что-нибудь нам расскажет, раскроет их секреты. Городил какую-то чепуху.

— Не болтай, — предупредил его пожилой.

Молодой только шмыгал носом. На нас не смотрел, Молча ковырял палкой в костре. Руки у него были черные. Отмыть их теперь было не так просто, даже если бы выдали мыло. Полы шинели были подпалены у костров. Лицо поблескивало налитой водой. Прозрачная синева кожи под глазами прикрывала водяные мешки. Голод заслонил перед ним все. Видно было, что он целиком занят котелком, в котором варилась свиная кожа в мутной воде. Больше он ни о чем не мог думать и ничего не слышал.

— Из каких мест будешь, батя? — спросил Петр старшего.

— Из Тыливки. Не слыхал?

Петр в ответ только пожал плечами.

— Большая слобода. Раньше были харьковские, а теперь курские.

— А я из-под Калуги, — сказал Петр. — А он откуда? — кивнул на молодого.

— Он? Он — веневский. Егоркин…

— Почти земляк. Только мои земляки слюни не распускают.

— Молодой…

— А молодому что, жрать не хочется? — выпалил Егоркин, но тут же спохватился. Пожилой опять погрозил ему заскорузлым пальцем.