Джимми рассмеялся:

— Что? Нет, всё не так. Ты его ребёнок. Конечно он о тебе заботится. Он тебя любит.

— Бред сивой кобылы. С тех пор как он создал людей, он любит их больше, чем когда-либо любил меня. Он постоянно говорит о них, даже когда они его бесят.

— Я в это не верю. Разве весь смысл Бога не в том, что он полон любви со здоровой дозой мстительности?

— Так можно подумать, — пробормотал Иисус. — Но он заискивает перед всеми на Земле, всегда присматривает за ними, — он хмуро уставился в потолок. — Он не обращает на меня внимания.

— Ты пробовал поговорить с ним об этом? — Спросил Джимми. — Если у кого и есть прямая связь с Богом, так это у тебя.

Иисус закатил глаза:

— О, конечно. Да, мы всё время говорим о своих чувствах.

— Видишь? Тогда в чём проблема?

— Это был сарказм!

— Оу. Не знал, что ты можешь быть саркастичным. Эту информацию не включили в Библию. Не то чтобы я её читал, — быстро добавил он, — но я слышал, что ты немного стервозный. Кажется, это было в новостях или что-то в этом роде.

— Ты не понимаешь, — сказал Иисус, скрестив руки на груди. — Ты пытаешься быть единственным Сыном Божьим, которого он послал умирать из-за глупых людей. Он знал, что произойдет, и всё же отослал меня.

Джимми тихо присвистнул:

— Чувак, это отстой. Я не думал об этом в таком ключе. Но я всё понимаю. Мой отец однажды сказал, что я должен извиниться перед деревьями за то, что трачу их кислород для разговоров. Если подумать, это почти так же плохо, как быть распятым. По крайней мере, в тот момент мне так казалось.

Глаза Иисуса расширились:

— Твой отец и правда тебе такое сказал?

Джимми неловко пожал плечами:

— Наверное, да. Я не… Я был не таким, каким он хотел меня видеть, понимаешь? Он хотел, чтобы я возглавил мастерскую по ремонту пылесосов и мет-лабораторию, когда стану старше, но пылесосы — это скучно, а метамфетамин — плохо. Когда я сказал ему, что хочу заняться чем-то другим, он заявил, что сожалеет обо всём, связанным со мной, включая то, что он вовремя не вытащил из моей матери и не позволил мне стечь по её ногам.

— Срань господня, — выдохнул Иисус.

— Что есть, то есть, — тихо произнёс Джимми. — Но дело вот в чём. Это не я, а он виноват. Да, я оказался не таким, как он хотел, но он не имел права решать, кем я буду и что буду делать со своей жизнью. Я сам себе хозяин. Я вырос таким, какой я есть, не из-за него. Я вырос таким, какой я есть, вопреки него, — он похлопал Иисуса по колену. — Я не стану притворяться, что понимаю, какие у тебя отношения с Богом. Должно быть, жить в его тени полный отстой. Но разве ты не должен самому себе быть тем, кем ты хочешь быть?