— А может, ты и к Нике лыжи вострил? — не унимался ревнивый виконт.

Штурман хотел привычно отшутиться, но, увидев раскрасневшееся лицо наследника, понял, что разговор принимает далеко не шуточный оборот:

— Охолони, друже! — Он сильно хлопнул виконта по плечу. — Горячий ты зело, кровь у тебя южная — так и бурлит! Я ведь Нику чуть ли не с пеленок знаю, она мне заместо сестры родной. Да и не ее я поля ягода. Ей принц нужен! (При этих словах, Алехандро громко выдохнул и расслабился.) Мне вот сестричка твоя шибко в душу запала. — Уголки губ Феникса лукаво поползли верх. — Коли все образуется, то к ней свататься стану. Она хоть и не семи пядей во лбу, но душой чистая и светлая. Хорошая из нее подруга получится!

Алехандро взволнованно отвернулся, донельзя обрадованный мнением мудрого штурмана относительно его младшей, любимой сестренки.

— Не грусти, прынц заморский! — поддразнил Фен. — Выкарабкается твоя ненаглядная. Она еще в Школе такой упрямой стала. Не гляди, что тонкая да чувствительная, зато внутри у нее — чистейшая сталь. Лоза вон тоже хрупкая, все гнется-гнется — а не ломается…

Виконт хотел о чем-то спросить, но встретил пристальный взгляд расширившихся зрачков друга, пытливо смотревших в упор, и тут же забыл заготовленный вопрос. Ни капли обычной дурашливости не сквозило в тот момент в проницательном взоре штурмана.

— Зачем же ты так? — с упреком спросил наследник. — Зачем зачастую дураком себя напоказ выставляешь? Вот поэтому Айм и не считается с тобой вовсе!

По губам Феникса бродила непонятная усмешка.

— Не считается, говоришь?.. — чуть насмешливо протянул он. — Да и нехай с ним, ибо наш толстяк умен, но себе же на беду — самоуверен излишне. Может зарваться, и тогда самое милое дело его не тычком, а шуткой невинной на место поставить.

Алехандро потрясенно вылупил глаза, никак не ожидая от грубоватого штурмана настолько глубокого понимания человеческой психологии.

— Оно ведь как в жизни случается, — спокойно продолжал Фен, — это только детство кулаками машет — с несправедливостью вокруг себя борется. А зрелость — та поумнее будет, она в драку попусту не лезет, но учится к миру приспосабливаться, преуспевать в нем. Вот только взрослеем мы все в разное время… Посему Аймушка наш — еще дитя малое, вроде умен-благоразумен, а чуть что — сразу на манер страуса голову в песок прячет, не замечая, как беззащитная задница снаружи остается…

Виконт заинтригованно поднял тонкую бровь:

— А Ника?

— Ника-то, — со вкусом обсосал кожицу от сала штурман, — добрая она лишку, в ущерб и себе, и задаче глобальной. Умная, сильная, надежная — но добрая, аж до одури! Она и нас бросить не может, и всех остальных спасти хочет. Вот и рвет себе душу, а ведь не божье это дело вовсе — души-то слушаться!

— Это как? — не понял Алехандро.

Феникс разочарованно вздохнул и вразумляюще постучал свиной шкуркой по смуглому лбу виконта:

— Спокойнее свой божий путь ей вершить надобно, на всякие мелочи не размениваться, за каждого человека не хвататься. Ради тысячи спасенных небось можно десятком-то убиенных и пожертвовать!

— Нами, что ли? — оторопел Алехандро. — Не сможет она…

— Вот этого я и боюсь! — помрачнел Феникс. — Знаешь, что случается с богами, которые парой людишек пожертвовать не умеют?

— Что? — всем телом содрогнулся виконт, интуитивно предугадав ответ.