— Двести штук. Чуть меньше, чем патронов в ленте пулемета.
Угу, и это против полутысячи в нормальной… Но комментировать ничего не стал и вскоре с облегчением выбрался из оврага. Где все и залегли. Михаил, улыбнувшись совершенно дьявольской улыбкой (ну и рожа!) громко предупредил:
— Готовы? Взрываю! Три, два, один!
После чего, дернул за бечевку. В овраге бабахнуло и поднялось облако черного дыма. Ну а мы пошли смотреть, что получилось. Как по мне — херня полная. Ветерок постепенно протягивал сладковатую вонь и стало видно, что мишени покоцало так себе. В десяти метрах еще более-менее, а уже в тридцати, почти нет попаданий. Зато, отметины обнаружились на земляной стене, с обратной стороны мины. Немного, но есть. Да и сбоку тоже. То есть, о направленности говорить не приходилось. Пташкин же, вместе с окружением, просто светились счастьем. Тыкая пальцами в отметины на досках, он радостно матерился:
— Ух ты! Твою мать! Клюз… Селезенку… Командир, вы только посмотрите какая прелесть!
Я лишь вздохнул:
— Слабое подобие левой руки. — и пояснил — У тебя взрывчатка не вся сдетонировала. Вон, похоже, кусочек валяется. Глазами видимый. А сколько просто в пыль разнесло? Поражающих элементов мало. Да и вообще, без гексогена с пластификаторами, эта хрень «не взлетит».
Михаил задумался:
— Гексоген… что-то слышал. Точно! Помню мне знакомый провизор говорил, что из него лекарство какое-то делать хотели. Но потом отказались…
— Правильно отказались. Потому что в натуре это яд. Но врывается, несравненно мощнее тротила.
Взводный заинтересовался:
— Да-а-а? А что вы еще про него слышали? И что такое — пластификаторы?
Я насупился:
— Забудь. Про пластификаторы, помню только это слово. А из гексогена, наш химик из подполья, сделал бомбу. Шарахнула просто замечательно. По его словам, мощность в несколько раз выше чем у любой другой взрывчатки. Но когда делал вторую, то помер. И он и его помощник. Похоже, или вдохнули, или как-то в кровь порошок попал. А может просто накопился в организме[45]. Короче — на коленке из него ничего не сделаешь. Тут надо с химиками плотно контачить.
Но фестивальное настроение минера сбить мне так и не удалось. Тут сработала поговорка насчет: «слаще морковки ничего не видел» и Мишку вполне удовлетворила поражающая способность новой мины. Поэтому, поговорив еще с полчаса и попутно записывая что-то в свой блокнот, этот маньяк от меня отцепился.
А уже после обеда, начальник разведки Журбин, принес странную новость. По словам батальонных наблюдателей, которые плотно законтактировали с пацанами из Маловодного (несколько складных ножей с нашей стороны и двое повешенных со стороны гайдамаков, безоговорочно склонили мальчишек в сторону красных), среди войск противника, начался некий разброд. Причем как со стороны рядового, так и со стороны офицерского состава. Из подслушанной беседы двух офицеров, стоявших на постое у родителей парнишки, тот понял, что вчера вечером, по телеграфу было передано немецкое недовольство наполеоновскими планами Украины относительно Крыма. То есть, они не против действий союзников, но на Севастополь те могут не рассчитывать.
Угу как и говорил Жилин. В нашей истории, когда Болбочан прорвался в Крым, открыв дорогу немцам, те моментально выставили жесткий ультиматум и в течении нескольких дней просто выгнали шароварников с полуострова. Похоже, что и сейчас история повторяется. Пусть о наступлении на Крым речи пока нет (наши там плотно окопались и в основном полевой и корабельной артиллерией, сдерживают все немецкие попытки прорыва) но фрицам наверняка не понравилась полностью перерезанная линия снабжения. Сикевич ведь, своими войсками сначала забил ж. д, рассчитывая перебросить все части буквально за несколько дней. И немчура на это готова была закрыть глаза. Но потом вмешались мы, и железка намертво встала. Судя по всему, германцы от этого пришли в крайнее негодование. Хотя, может быть, еще какие-то причины были. Не знаю. Но факт остается фактом — немцы высказали «фе» своим украинским партнерам.
Это новости, которые были узнаны со стороны офицеров. А со стороны солдат, все было гораздо интереснее. Журбин немного помявшись, доложил:
— Товарищ Чур, после того как был ликвидирован командующий группой, вас там нижние чины заморочником называют.
Я вытаращил глаза: