— Николай Сергеевич, пожалуйста, вспоминайте побыстрее, — донесся голос чекиста. — Время дорого.

И Сергеич начал рассказ. Про то, как десять лет назад Столбов перешел дорогу его бизнесу. Потом проявил политическую несознательность, жаловался, довел, короче. Ну и пришлось… Конечно, напугать. Кто бы мог подумать, что эти идиоты используют столько бензина…

Сергеич закончил рассказ и некоторое время пытался истолковать молчание. Пожалуй, в атмосфере осязаемо витали две мысли: «Да, такое с каждым из нас могло случиться» и «Чего же ты его не добил, идиот?»

Молчание прервал чекист:

— Понятно. Спасибо за пояснение. Что же, сейчас вас проводят, и вы повторите этот рассказ.

«Кому? Для кого?» — подумал Сергеич. Но язык не поворачивался задавать такие вопросы.

Когда Сергеич в сопровождении молчаливого сотрудника вышел, Премьер сказал:

— На один русский вопрос мы ответили. Остается второй, более сложный. Но тут недавно объявился один товарищ с очень неплохой идеей. Пригласите…

В комнату вошел May.

— Итак, мы вас слушаем, — дружески сказал Премьер…

Последние ноябрьские недели в политической жизни России начались процессы, напоминавшие скорее раннюю весну.

Посыпалась, потекла «Единая Россия». Нет, партбилетов публично никто не сжигал — членство в этой партии и прежде не особенно ассоциировалась с партбилетом. Просто началась косметическая коррекция недавней истории. Дяди при власти приходили в редакции газет и просили ликвидировать старые подшивки с любым упоминанием их членства. Также чистились видеоархивы, аудиоархивы, ну, Интернет весь не вычистишь.

Поначалу так было в районах. Оттуда перешло в областные центры. А там уже и в столице депутаты Госдумы старались пореже вспоминать, от какой партии прошли. Гонения на сторонников «Веры» так же постепенно сходили на нет. Еще месяцем раньше, на провинциальных студиях, прорыв в эфир записи речи Столбова приводил к немедленному увольнению сотрудника. Теперь уже увольняли осторожнее. В первую очередь потому, что на освободившееся место не приходил никто. Такая практика понемногу перетекала и на другие профессии.

Внезапные перспективы нечестных доходов открылись перед врачами. К ним начали обращаться и кандидаты от ЕР, и главы избиркомов, которым полагалось ловчить с бюллетенями. Кандидаты просили найти обострившуюся болезнь, главы избиркомов — просто госпитализировать в день голосования.

И уже кто-то в открытую заявлял: прикажут жульничать — не стану!

До кучи — приумолкли более-менее известные имена «Единой России». Спортсмены просили не отвлекать их от тренировок. Деятели культуры, подписавшие открытое письмо протеста против «ползучего псевдодемократического фашистского реванша 90-х», едва ли не сразу стали отзывать свои подписи. И даже дворники уже не стирали слово «Вера» со стен.

На таком фоне в областных центрах вокруг Москвы — Туле, Рязани, Владимире — да и в городах подальше началась ожесточенная суета. Готовился большой завоз в Москву на митинг защиты. Занималась этим и «Молодая гвардия», и «Наши», и прочие структуры. Кое-где подтянулись, почистили тех, кто плохо проявил себя в День Единства. Комиссаров поувольняли, назначили на их места замов — моложе, Злее, решительнее. Обещали после выборов отпуск на Канарах с программой «все включено». Лишь бы в назначенный день привезли в столицу наемное поголовье в заказанном количестве.

Штаб Столбова чем только не был — штабом в расхожем смысле слова, гостиницей для сотен провинциальных активистов, а иногда даже и гостиницей, и ночлежкой, конференц-залом, пресс-центром. С некоторых пор он стал и телестудией. Сегодняшним вечером лидер партии «Вера» записывал последнее телевизионное обращение. Жребий так распорядился, что этим вечером у партии был бесплатный эфир на ОРТ.

Ждали срыва, но из Останкино позвонили дружественные люди (теперь — вот ведь как бывает! — они были везде) и сказали: начальство решило ослушаться. Поэтому ждем запись, пойдет в эфир без проблем.

Татьяна как визажист в очередной раз взглянула на Столбова и не нашла, за что себя покритиковать.