— Это было бы замечательно! Тогда и гаубицы нам не придется далеко буксировать, да и опасности воздушных атак по дороге избежим. К тому же, как я понимаю, если сделать еще одну арку, то каменные великаны смогут переместиться отсюда к городу очень быстро. Да и бойцов мы сможем перебрасывать незаметно для противника между этими направлениями. И у нас появятся возможности одновременно отразить наступление финнов и немцев на Петрозаводск с юга, а также отрезать противника рассекающим ударом в сторону Ладожского озера с тем, чтобы окружить и добить между Ладогой и Онегой.
Все присутствующие одобрительно закивали головами. Ведь положение у финского 6-го корпуса и у немецкой 163-й стрелковой дивизии сложилось, в сущности, очень опасное. Слишком далеко они выдвинулись на юг и юго-восток, растянув свои боевые порядки вдоль реки Свирь. Сейчас вражеские войска контролировали полосу возле речного русла. Но, эта полоса имела в глубину не более двух десятков километров. К тому же, они продвигались к Петрозаводску от Свири на север вдоль берега Онежского озера, еще больше растягиваясь и совсем не заботясь о том, что позади них на десятки километров, до самого Святозера, зияла оперативная пустота, прикрытая на отдельных участках возле дорог и населенных пунктов лишь несколькими ротами финских егерей, распределенных между опорными пунктами, значительно отдаленными друг от друга.
А на южном берегу Свири, между тем, уже разворачивались дополнительные силы Красной Армии. Ставка направила туда из своего резерва 114-ю, 314-ю и 368-ю стрелковые дивизии. К тому же, держали там оборону и морские пехотинцы вместе с танкистами 46-й танковой бригады, у которой имелись не только устаревшие легкие танки с противопульной броней, а и двадцать пять танков Т-34. Благодаря усилиям этих войск, Лодейное Поле и даже плацдарм возле него на северной стороне Свири удалось удержать. Бои там сковывали силы дивизии немцев и шестого финского корпуса, несколько сдерживая их наступательный порыв в сторону Петрозаводска. И, если бы у Красной Армии имелись силы ударить в этот момент в тыл оккупантам, на перешейке между Ладогой и Онегой мог состояться разгром противника.
Донесение о том, что русские решительной контратакой от Красной Пряжи за один день продвинулись на многие километры, выбив финнов из района Святозера, заставило командира 163-й пехотной дивизии вермахта генерала артиллерии Эрвина Энгельбрехта начать нервничать по-настоящему. Союзники финны в последнее время воевали все хуже, а моральный дух в их войсках постоянно падал. Особенно после того, как Маннергейм отказался вместе с немцами штурмовать Ленинград в начале сентября. Энгельбрехт понимал, что и потери, конечно, в наступлении финны понесли немалые. В некоторых ротах у них осталось по сорок человек. Но, по данным разведки, у русских, которые оборонялись, а не наступали, потери имелись значительно большие.
Первые месяцы войны отчетливо продемонстрировали, что войска Красной Армии оказались плохо подготовленными к боевым действиям. Даже имея превосходство в людях и в количестве танков, русские не могли нормально всем этим воспользоваться себе на пользу. Связь у них в войсках применялась, в основном, проводная, что делало ее весьма уязвимым местом. Ведь перерезать провода способен любой диверсант. А, не имея возможности связаться со своими войсками, командиры просто теряли управление ими. Хотя отдельные части, даже не имея связи со своим командованием, оказывали ожесточенное сопротивление.
В некоторых местах Карелии русские дрались умело и ожесточенно. Например, противник стойко держался на Суорярвском выступе 52-м полком 71-й стрелковой дивизии, угрожая тылам и левому флангу наступающего корпуса финнов. В августе Маннергейм обратился к немецкому командованию, попросив помощь у союзников. Пришлось дивизии Энгельбрехта решать и эту боевую задачу. Как раз в это время русские предприняли отчаянное контрнаступление в направлении Суорярви и к станции Лоймола, погнав свои танки через леса и болота и угробив там еще два своих танковых батальона, которые стали легкой добычей финских егерей, забросавших их бутылками с зажигательной смесью и гранатами на узких лесных дорожках. Сам же выступ продержался до конца августа.
Но, такое сопротивление получалось очаговым, а стройная система управления частями на передовой у красных рассыпалась. И не только из-за проблем со связью. Плохо у большевиков было и со снабжением фронта, и с фронтовой авиацией. Артиллерия их стреляла неточно и имела недостаточный запас снарядов. Да и танки у красных постоянно ломались и оставлялись экипажами, причем, службу эвакуации техники с начала войны они так и не наладили. Не было у русских и войск, специально предназначенных для войны в лесу, вроде финских егерей. И это все вместе заставляло Красную Армию постоянно отступать.
Финские войска тоже испытывали большие проблемы со снабжением, да и танков в начале войны почти не имели. Тем не менее, они умудрялись пополнять свой танковый парк, забирая себе по дороге те машины, которые бросали советские танкисты. Финны пытались отремонтировать каждый трофейный танк и любую бронемашину, доставшуюся им. Потому в сражении за Петрозаводск они смогли задействовать даже больше бронетехники, чем имелось у них в первый день войны в Карелии. Вообще, к этой новой войне финны готовились тщательно, учтя свой опыт противостояния русским во время недавней Зимней войны. И, несмотря на то, что ресурсов у финнов имелось значительно меньше, они уверенно побеждали русских, решительно наступая на Петрозаводск.
Решительность финнов радовала немецкое командование до начала сентября. Но, тут внезапно Маннергейм заявил, что отказывается от участия в штурме Ленинграда. И с этого момента в финских войсках начал падать боевой дух. Последствия чего сейчас наблюдал генерал Энгельбрехт. В начале сентября финны еще очень неплохо наступали, а шестой финский армейский корпус, прорвав оборону русских, уверенно продвинулся вместе с дивизией Энгельбрехта к реке Свирь, за три дня преодолев больше восьмидесяти километров. Правда, противостояла им на этом участке лишь группа генерала Цветаева, собранная из дивизии народных ополченцев, двух полков РККА и остатков бригады морских пехотинцев, уже сильно потрепанной при отступлении от Сортавалы. Артиллерии у них почти не осталось, а у ополченцев имелась одна винтовка на троих, и сопротивление красных на этом участке получилось вялым.
Свирь, к которой финны и немцы вышли стремительным маршем, представляла собой широкую протоку между Ладожским и Онежским озерами. И преодолеть эту водную преграду сходу представлялось трудной задачей. Потому наступающие войска, стараясь не терять темпа, сразу же двинулись вдоль нее на восток в сторону Онежского озера и 8-го сентября возле станции Свирь перерезали стратегически важную Кировскую железную дорогу, по которой в Петрозаводск шло снабжение. Одновременно с действиями 6-го финского корпуса, поддерживаемого немецкой 163-й дивизией и развивающего успех на Свири, 7-й корпус финской армии успешно наступал от Ладожского озера на восток. Эти финские войска 8-го сентября взяли поселок Красная Пряжа, стоящий на перекрестке дорог, а севернее вели бои в окрестностях станции Виллагора.
Непосредственный штурм Петрозаводска уже почти подготовили, когда финны начали подводить. Сначала они потерпели поражение возле Красной Пряжи. Причем, они уже заняли поселок, когда красные неожиданно не только выбили их оттуда, но и погнали на запад, отбросив почти что к Крошнозеру. Одновременно русские провели успешную атаку и севернее, отогнав финнов от Виллагоры к Сямозеру. Более того, красные атаковали и южнее, вышвырнув финских егерей из окрестностей Святозера.
Все это произошло стремительно. Буквально за сутки русские, сидящие до этого в глухой обороне, которая уже у них трещала по швам, рванулись в атаку, пройдя за день с боями более двадцати километров, громя финнов, толком не успевающих даже организованно отступать. В результате финны полностью потеряли две дивизии, предназначенные для штурма Петрозаводска. И этот факт просто бесил немецкого генерала. Ведь угроза того, что красные могут такими темпами за пару дней выйти к Ладожскому озеру, отрезав шестой финский корпус и приданную ему немецкую дивизию от снабжения, вызывала у Энгельбрехта изжогу.
А самым ужасным генералу представлялся факт использования Красной Армией нового оружия, шагающих танков из гранита, которых поначалу принимали за злобных сказочных великанов. Это уже не вызывало сомнений, потому что три подобные боевые машины попали под бомбежку возле поселка Эссойла и были уничтожены пикировщиками люфтваффе, о чем генералу сообщили по радио из немецкого штаба. Да и финские офицеры сообщали о том же. Как противостоять новейшему оружию русских, Энгельбрехт просто не знал. Полевая артиллерия гранитные танки не брала, тяжелых орудий у генерала не имелось, а немецкие пикировщики до Онежского озера пока не долетали. Оставалось только надеяться, что, в связи с последними событиями, авиагруппу «Истребителя великанов» майора фон Гегенбаха, которого генерал знал лично, побыстрее переведут на аэродром поближе.
После того, как у квадрокоптера разрядились аккумуляторы, Виталий Покровский достал из лодки и запустил портативный инверторный бензиновый генератор, мощности которого вполне хватило для подзарядки всех необходимых гаджетов. Один из матросов на берегу подстрелил лань, которая пришла на водопой. И поужинать участникам экспедиции удалось свежим мясом, поджаренным на костре.
Помимо квадрокоптера, Виталий Покровский извлек из своего багажа еще несколько технических устройств из двадцать первого века, которые выдал ему в дорогу профессор Игнатов. После чего весь вечер капитан Фадеев и его матросы, свободные от караульной службы, выслушивали инструктаж, обучаясь пользоваться тепловизором и прибором ночного видения. Если не считать, что, благодаря этим приборам, в ночи матросы подстрелили двух немаленьких хищных кошек, пытавшихся прокрасться вдоль берега к палаточному лагерю, то можно было считать, что первая ночь для экспедиции прошла спокойно.
Утром бегемоты опять оказались на том же месте. Перегородив русло реки, они все еще продолжали сидеть в воде и ловить рыбу своими огромными ртами. Тогда Фадеев принял решение их спугнуть, пробравшись с матросами вдоль берега и кинув пару гранат. От громкого звука и взрывной волны все огромные водяные лошади выскочили из реки и ломанулись в кусты на берегу, уже через считанные секунды скрывшись в подлеске. И лодки продолжили свое путешествие вниз по реке среди мертвых рыбин, всплывших кверху брюхом после взрыва.
Скоро за очередным поворотом река разлилась пошире, а в заводи обнаружилось странное сооружение. Небольшой природный заливчик, расположенный у левого берега и примыкающий к месту впадения в реку небольшого лесного ручейка, оказался отгорожен самой настоящей плотиной из древесных стволиков и глины, а посередине, на островке, сложенном из камней и ила, находилась хижина, похожая на большой шалаш.
— Смотрите! Там кто-то живет! — воскликнула Марина, пока капитан Фадеев молча рассматривал сооружение в бинокль. Никого снаружи шалаша не наблюдалось. Убедившись в отсутствии опасностей, капитан распорядился причаливать. Он предполагал, что они нашли жилище каких-то дикарей. Но, зоолог Георгий Иванченко высказал иное предположение:
— Вы там поосторожнее, уж очень сильно напоминает жилище бобра, только очень большого. Днем они спят. Не спугните, а то укусить может спросонья.
Палеонтолог Лев Мурашевский тут же поддержал: