Мышкевич встал, заложил руки за спину и подошел к открытому окну, за которым открывался вид на узкую, зеленую варшавскую улицу. Было совершенно непонятно, чем пахнет сильнее – первым майским цветением или бензином и выхлопными газами. Втянув воздух ноздрями, Мышкевич зажмурился, постоял немного в напряженной позе и вдруг чихнул, да так оглушительно, что Корчиньский обмер в своем кресле.

– Будь здоров, Марек, – сказал он не слишком дружелюбным тоном.

– Спасибо, Мирек… – Мышкевич деликатно высморкался. – Это все весенние сквозняки. Закрыть окно?

– Нет, – ответил бледный, как поганка, Корчиньский. – Я и так почти не дышу свежим воздухом, а ведь президенту необходимо иметь железное здоровье…

Он не сказал «будущему». После встречи с посланником Михаила Шахашвили сомнения в собственном успехе почти исчезли.

К сожалению, не совсем, а почти. О, это коротенькое слово, мешающее насладиться почти достигнутым успехом, почти одержанной победой, почти сбывшимися мечтами!

Стараясь не подавать виду, Мирослав Корчиньский был полон сомнений, неуверенности и потаенного страха. Сильные мужчины, вроде Марека Мышкевича, были нужны ему, чтобы не чувствовать себя таким одиноким в это трудное время…

До первого тура выборов оставалось менее двух месяцев. Счетчик бесстрастно отсчитывал дни, часы и минуты, которые Корчиньскому предстояло прожить в заботах, треволнениях и бесконечных стрессах. Он до сих пор не знал, кого выдвинет Союз левых демократов, потерявший своего кандидата в той ужасной авиакатастрофе, которая оборвала жизнь Стаса Корчиньского. Он до скрежета зубовного ненавидел своего главного конкурента, Бронислава Коморовского, за которого были готовы проголосовать более пятидесяти процентов соотечественников. Еще бы! Будучи спикером сейма, Коморовский научился болтать языком с утра до вечера, завоевывая симпатии легковерных слушателей. А вот у не слишком красноречивого Корчиньского, являющегося истинным патриотом Польши, насчитывалось лишь 29 процентов потенциальных голосов.

Почти треть поляков…

Опять это проклятое слово «почти»!

– Что скажешь? – раздраженно спросил Корчиньский у стоящего к нему спиной Мышкевича.

Не торопясь с ответом, тот сел за стол, придвинул к себе пепельницу и принялся набивать трубку. Обычно Корчиньскому нравилось, когда мужчины курили в его присутствии, особенно хорошие сигары или ароматный трубочный табак, но сегодня ему было не до дыма. Вернее, волновал его не табачный дым, а совсем другой, похожий на туман.

– Я жду, – напомнил Мирослав, наблюдая, как советник раскуривает трубку. – Я пригласил тебя для того, чтобы услышать твое мнение.

Мышкевич с удовольствием затянулся и откинулся на спинку кресла.

– Мое мнение таково, – молвил он, скосив глаза на тлеющий табак, – что твоя президентская кампания закончена. Финиш, Мирек.

Корчиньский задохнулся. Выходит, он выложил деньги зря? Хитрый грузин его обманул? Просто беда с этим Шахашвили. Не зря, ох не зря все партнеры по Евросоюзу предупреждали братьев Корчиньских, чтобы они не имели дела с грузинским президентом.

– Ты так спокойно об этом говоришь, – жалобно проговорил Корчиньский, на глазах которого выступили слезы.

Он вспомнил, что его партия «Право и справедливость» за пару лет пребывания у власти растеряла добрую половину своего электората, вспомнил обвинения в коррупции, русофобии, инфантильности, нетрадиционной сексуальной ориентации. Сам-то он полагал, что вместе с покойным братом сумел вернуть поляков к извечным национальным ценностям, повысить их религиозность, укрепить боевой дух. Однако далеко не все соотечественники разделяли эту точку зрения.

Больше всего Корчиньский боялся, что в случае поражения он превратится в посмешище, политического шута. На него начнут рисовать обидные карикатуры, его будут передразнивать комики и пародисты, кто-нибудь запустит в свет мемуары о его личной жизни…

– Финиш, – повторил он, как бы пробуя на вкус это беспощадное в своей однозначности слово. – Итак, ты решил, что мне конец. Позволь же узнать, почему?