– Уже ищем. За пять минут до того, как я позвонил вам, мне доложили, что Барвин может прятаться в деревне Выселки, у своей зазнобы. Туда направлена группа захвата.
– Отлично. Берите Барвина, и на Лубянку. Генерала Луконина арестовать и туда же. – Говоря, Астафьев похлопывал по столу ладонью в такт своим словам, как делал всегда, когда находил единственно верное решение и излагал его подчиненным. – Как только это будет сделано, я немедленно свяжусь с Корчиньским и попробую убедить его не совершать опрометчивых шагов. Барвин и Луконин нужны мне живыми. Сейчас вся надежда на их правдивые показания.
– Так точно, господин президент, – четко, по-военному откликнулся Воротников. – Разрешите приступать?
– Попробуй только не приступить, – пошутил Астафьев.
Это был добрый знак. Окрыленный, Воротников положил телефонную трубку и снял другую. Он еще не знал, что президентский приказ не будет выполнен, а ситуация вскоре накалится еще сильнее. Он был деловит и собран, не подозревая, что звонить куда-либо уже поздно.
4
Утреннее совещание в кабинете у генерала Луконина затянулось до полудня. Делая вид, что внимательно слушает доклады, он смотрел в стол перед собой, изредка кивал или каким-то иным образом выражал свое отношение к сказанному. На самом же деле слова и целые фразы подчиненных пролетали мимо генеральских ушей, не достигая его сознания.
Мысли Луконина вращались вокруг одной-единственной темы, не дававшей ему покоя. Куда подевался Разин? Почему не выходит на связь? Что приключилось с ним в солнечной Грузии?
Сколько ни успокаивал себя Луконин, тревога на душе только усиливалась, отравляя существование. В конце концов, не дослушав жалкий лепет начальника информационного отдела о состоянии компьютерной базы данных на конец первого квартала, Луконин оборвал его, сослался на неотложные дела и выпроводил сотрудников из кабинета.
Несмотря на открытое окно, ему было душно. А еще ему нестерпимо хотелось выпить водки и закурить, чего он не делал уже несколько лет. «Нервы стали ни к черту», – невесело подумал Луконин.
Когда он, выдвигая один ящик письменного стола за другим, искал сигареты, зазвонил служебный мобильный телефон. Звонил тот самый Степанцев, который на пару с Белобровом бездарно провалил операцию по уничтожению «съемочной группы». Перед отъездом в командировку полковник Разин оставил майора Степанцева исполняющим свои обязанности и поручил ему поиски беглого прапорщика. Тот исправно докладывал Луконину о результатах, и всякий раз они были неутешительными. Вот и сейчас он снова звонил, чтобы рассказать, как трудно искать иголку в стоге сена.
«Будь сейчас советская власть, – раздраженно подумал Луконин, – я бы объяснил тебе, как ищут иголки. Одну прячут, остальные втыкают под ногти для того, чтобы человек не расслаблялся, а действовал».
– Да, – бросил он в трубку. – Что нового?
– Кажется, мы его обнаружили, – прозвучал ответ.
Это меняло дело.
– Кажется или обнаружили? – сварливо осведомился Луконин.
Степанцев доложил, что он с напарником наведался в дачный поселок, где время от времени работал сторожем отставной прапорщик Барвин. Удалось выяснить, что Барвин искал жительницу соседней деревни, Дарью. Степанцев и Белобров находились в нескольких минутах езды оттуда.
– Судя по всему, – сказал Степанцев, – Барвин по-прежнему находится у своей любовницы. Я приказал оперативным работникам деревню окружить, единственную дорогу перекрыть, ждать дальнейших указаний. В доме, где, как я предполагаю, обосновался Барвин, слышна музыка.
Это упоминание музыки подействовало на Луконина как раздражающий фактор на гуся.
– Музыка слыш-шна, говориш-шь? – прошипел он. – Какая?