Смотри: какая уйма фиалковых бабочек обсели комок конского навоза. Этот запах им неведом, незнаком. Обсели, сложили крылья, подняв их вверх, нюхают, пробуют, общими силами пытаются понять: что это за новинка такая в их владениях? Долго они так снуют, нюхают, пробуют. Дальше начинают разлетаться каждый себе, не разобравшись в этом деле.

Я смотрю им вслед. Вижу, как они посылают бабочку еще раз понюхать. Бабочка возвращается к куче навоза, дальше снова летит с новыми известиями. Все с новым интересом возвращаются к куче навоза. Но я уже не хочу смотреть. Я иду колеей, которая осталась от телеги, сворачиваю по этому следу и выхожу на широкую «времянку».

Теперь я иду дальше. Снова дорога, а вокруг горы. Солнце печет, и туман вокруг вершин густеет и прячется в межгорье.

Мне жарко. Я устал. У меня нет сил нести на себе столько одежды. Может, раздеться. Связать вещи в узелок, а потом куда его девать.

«Красивое» я еще не нашел. До Бирофельда отсюда, наверно, далеко. Нечего и мечтать, я не доплетусь туда. Вот если бы мне кто встретился и показал дорогу. Я вовек не забыл бы этого. Я бы тогда до ночи еще пришел бы в село и ночевал бы под крышей.

Но я не встретил ни одной души. Сам я не вижу новых тропинок. Не у кого спросить. До ночи я в жилье не попаду. Где же я буду ночевать?

Я связал узелок, отдохнул немного и пошел дальше. Ну что ж, делать нечего: переночую тут, на обочине дороги. Если бы мне сейчас ружье; если бы я умел стрелять птиц; если бы я был охотником — застрелил бы птицу, одну из тех, что летают вон там, в воздухе (по голосу я опознаю, что это кулики — других птичек я не знаю; кулика тут мне показал один местный охотник). А потом, если бы у меня были спички, я бы разложил огонь и тут, возле речки, приготовил бы себе такой ужин… о, тогда уже я не был бы голодным.

Но я не охотник. Птиц не умею стрелять. Людей умею стрелять. Этому меня учили (врагов стрелять). Да и ружья у меня нет, и спичек нет. А одной водой, хоть она холодная и вкусная, нельзя наесться. Поэтому я голодный и уставший.

Но я не об этом хочу сегодня рассказать. Сегодня, когда я уже лежу в теплом сухом домишке, хорошо поужинав хлебом и рисовой кашей со сладким молоком и чаем с солью, — сегодня я расскажу о том, как я нашел наезженную дорогу, а туда дальше хижину.

— Хижину?

— Ага, хижину. Деревянную, из потемневшего старого дерева.

— Откуда тут взялась хижина, да еще и из старого потемневшего дерева?

Разумеется, сворачиваю этой дорогой. Болото страшное. Вокруг горы. Мне очень тяжело нести свой узел. Влажная земля поросла высокой травой, кустами, деревцами. Солнце еще высоко. Мои часы показывают пять.

А что это там? Хижина небольшая. Странная какая-то малюсенькая хижина. Переселенцы, наверное, не строили бы себе такой хижины.

А главное:

Хижина одна-оденишенька. Вокруг никаких строений, ни одного шалаша. Ни признаков дыма, ни шороха. Тихо и пустынно.

И что удивительно?

Маленькая хижина стоит на четырех небольших деревянных колесиках и имеет спереди две наскоро приколоченные оглобли. С одной стороны закрытые дверцы, а с другой — оконце, заткнутое травой.

Что бы это могло быть?

Я не успел подумать, как дверцы открылись, и в проеме показалась высокая, тонкая, немного согнутая фигура.