…Спустя шесть часов наш короткий, как говорят артиллеристы, «поезд», продолжал оставаться все на том же месте: у перекрестка проселочной дороги, ведущей на лесное колхозное поле, место нашей первой, так и не состоявшейся огневой позиции. За это время я, оседлав комбатовские санки, в компании двух мрачных, как осеннее утро перед расстрелом, разведчиков с чудесными именами Малахий и Эльпидифор, из прионежских кержаков,[37] еще вчера валивших лес в ближайшем лагпункте ГУЛЛП (Главное управление лагерей лесной промышленности. Прим. Переводчика), уже смотался в так называемый «огневой разъезд», отыскав в указанном мне комбатом квадрате «трехверстки» приличную полянку невдалеке от границы, обладающую одним немаловажным достоинством, а именно: ясно видимым геодезическим знаком.
Привязаться будет куда как удобнее и быстрее. В принципе, размещение огневой позиции в таком месте недопустимо, так как супостат тоже, к сожалению, не дурак, и понимает, где бы он сам привязывался…
Будем надеяться на то, что контрбатарейную борьбу нам вести пока не придется. Прежде всего потому, что у финнов, как уверяли меня встреченные коллеги из Н-ской пушечной бригады (по нашим данным, 402-го артполка большой мощности. прим. переводчика), дальнобойной артиллерии вообще не было. А мы не могли бы выполнять такую задачу, зане вокруг стеной стоял густейший хвойный лес, а из средств инструментальной разведки в батарее имелся только бинокль.
С трудом пробираясь обочь шоссе, ведущего к границе, я был просто поражен величиной той чудовищной пробки, которая всё тянулась и тянулась, насколько видел глаз…
В этой страшной крутой каше перемешапись дивизионные пушки и автобусы с красными крестами, полуторки, доверху заваленные мешками и огромные трехбашенные танки, покрашенные в белый цвет… Прямо на дороге дымили полевые кухни, у которых толпились озябшие красноармейцы, лошади протягивали свои покрытые инеем морды к тюкам прессованного сена, уложенного на покрытые зеленым брезентом фургоны. Над дорогой висело облако тумана, в который сливался пар от дыхания десятков тысяч людей…
— Давно стоите? — спросил я молоденького комвзвода в ладно сидевшей на его фигуре шинели, носившей явные признаки индпошива.
— За тридцать два часа прошли двенадцать километров! — пожаловался он, потирая красные уши. — И до границы-то все еще не дошли!
«Наше счастье, что у финнов нет авиации!» — с тревогой подумалось мне. — «Всего пара аэропланов, и тут такое может начаться…»
Но аэропланы у финнов все же были…
Сначала над нашими головами низко прошли две тройки серебристых двухмоторных самолетов. И, хотя на их голубых снизу плоскостях были ясно видны красные звезды, все, что могло стрелять, немедленно открыло заполошный, никем не управляемый огонь. Стреляли танкисты из пулеметов, установленных на башнях громадных танков, азартно лупили вверх красноармейцы из винтовок с примкнутыми штыками… Даже мой собеседник выхватил из новенькой желтой кобуры наган и начал оглушительно палить.
— Стой, ты что делаешь? — ухватил я его за руку.
— Да все стреляют…, — смущенно пожал он плечами.
— Дурр-рак! А если все головой об ствол биться начнут? — устыдил его я.
Командир в ответ только покраснел, неловко засовывая в кобуру разряженное понапрасну оружие.
К счастью, беспорядочный огонь с земли, по видимому, никак не повредил нашим самолетам. Спустя полчаса они все в том же количестве, две тройки, возвращались обратно… И, когда они, ясно видимые на фоне ярко-голубого неба, уже проплыли над нашими головами, их догнал маленький тупоносый моноплан с неубирающимися шасси, закрытыми похожими на лапти обтекателями (Фоккер D-XXI из LLve26, суб-лейтенант Яарко Какко. Прим переводчика) с белым знаком «сувасти»[38] в синем круге. Похожий на треск рвущейся материи, послышался звук его пулеметов. И на наших глазах один из красных бомбардировщиков охватило ярко-алое пламя. Оставляя за собой смоляно-черный хвост дыма, самолет рухнул в ближайший лес. А финский (а чей же ещё?) истребитель погнался за другими нашими машинами…
Ринувшиеся в сторону глухого взрыва красноармейцы привели чудом уцелевшего пилота, в изорванном об сосновые ветки меховом летном комбинезоне.
— Что же вы не стреляли? — с горечью спросил его я.
— Чем стрелять-то? — отплевываясь кровью из разорванного рта, отвечал он. — У нас стрелка нет! А у штурмана и радиста нет патронов…
— Почему? — яростно возмутился я.
— Не выдали! А зачем? Говорят, они вам все равно не понадобятся. У финнов-то авиации совсем не осталось! Наши сталинские соколы все финские аэродромы заранее разгромили! (Все шесть советских «СБ» из 41-го СБАП в этом бою над Лаппиинратта были сбиты, один за другим. Пилот истребителя, вернувшийся на свой тайный аэродром, заранее оборудованный на льду лесного озера Анна-ярви, был страшно удивлен, отчего не стреляли русские воздушные стрелки? Теперь эта загадка прояснена. Прим. Переводчика).