Послам я заявил:

– Сообщите Дарию, что выражение благодарности между врагами излишне. Я не веду войну с пленными и женщинами, враг мой должен иметь в руках оружие. Но поскольку Дарий побуждает моих солдат к измене, подкупает моих друзей, я буду преследовать его, пока он не будет убит. Он щедро дарит мне земли за Евфратом, но где мы беседуем с вами? Ведь я на вашей стороне Евфрата. Я пришёл в Азию не для того, чтобы получать от других, но чтобы самому раздавать. Мир не может управляться двумя солнцами. Пусть приготовится к сдаче сегодня или к войне завтра. И пусть не ждёт судьбы иной, чем испытал.

– Бой уже начался, – ответили послы.

Лазутчики сообщали мне, что Дарий приказал вождям собраться в Вавилоне. Вождь бактрийцев Бесс получил указание собрать как можно больше войска. Дарий надеялся на этих варваров, которые были отважными воинами. Они вели суровый образ жизни, не выпускали оружие из рук – им приходилось постоянно отражать угрозы нападения со стороны живших рядом скифов.

Я долго не мог обнаружить, куда ушёл Дарий. Захваченные персы по обычаю крепко хранили тайну своего царя, выдерживая стойко все пытки, и, когда я осаждал город Газу, я не знал, что происходит у персов. Штурм этого города остался в моей памяти. Газа была под защитой крепких высоких стен. Командовал обороной преданный своему царю Бетис.

Я приказал рыть подкоп под стены. Когда взошло солнце, я совершил по обыкновению моления богам, прося у них помощи. Вдруг я заметил, как надо мной пролетел ворон и обронил комочек земли мне на голову. Птица села на ближайшую башню, обмазанную битумом и серой, и прилипла крыльями к ней. Ворон никак не мог оторваться. Увидев его, воины поймали птицу. Это событие взволновало меня: не дурной ли это знак? Я запросил прорицателя, и Аристандр объяснил, что знамение предвещает падение города, однако есть опасение, что я в предстоящем сражении могу получить ранение.

Я послушал прорицателя и отступил от города.

Осаждённые, увидев наше отступление, взбодрились и вышли из крепости. Надо было воспользоваться этим незамедлительно. Забыв о предостережении прорицателя, я надел на себя панцирь и подошёл к первым рядам войска. Вдруг ко мне подбежал один из рабов Дария и бросился к моим ногам. Он выдал себя за перебежчика. Я приказал ему подняться и велел принять его в наш строй. Но оказалось, что презренный варвар задумал ужасное дело. Он прикрывал щитом меч и, как только с моего позволения привстал, быстро перебросил меч в правую руку и замахнулся над моей головой. Мне удалось увернуться от удара по голове, выхватить меч и отрубить нападавшему руку. Я подумал о предсказании Аристандра и решил, что оно уже сбылось и теперь мне нечего опасаться.

Я встал в первые ряды и сражался наравне с моими бесстрашными воинами. И тут меня настигла вражеская стрела, которая пробила панцирь и вонзилась в плечо. Потекла кровь, и я увидел, как окружавшие меня друзья побледнели, решив, что моя жизнь повисла на волоске, не зная, насколько глубока рана.

Кровь проступила сквозь панцирь, но я не пал духом; превозмогая сильную боль, приказал перевязать рану и снова бросился в бой. В горячке сражения я повредил перевязанную рану, и кровь пошла сильнее. У меня потемнело в глазах, и подкосились ноги. Ближайшие воины подхватили меня на руки и принесли в лагерь.

Бетис, считая, что я убит, вернулся в город и объявил громогласно и торжественно о своей победе.

Однако бой ещё не завершился. Я приказал возвести насыпь высотой со стены и подвести под них несколько подкопов. Стена над подкопом рухнула, и через образовавшуюся брешь я во главе своих воинов ворвался в город, но нечаянно наступил на камень и повредил себе ногу. Опираясь на копьё, я всё же остался в передних рядах.

Бетис оказался окружённым, но продолжал отчаянно сражаться, готовый принять смерть в бою. Кровь Бетиса и моих раненых воинов обагрила его доспехи. Я обратился к нему:

– Не так ты умрёшь, как хотел! Тебе придётся вынести все виды пыток, какие могут быть придуманы для пленника. Ты ответишь за мою рану!

Но поверженный Бетис, взирая на меня надменным и бесстрашным взглядом, не произнёс ни слова.

Тогда я воскликнул:

– Ты молчишь упорно и не желаешь склонить колена и просить о пощаде? Но я заставлю тебя прервать молчание и исторгну из твоего рта если не слова, то хотя бы стоны!

Я был в ярости, чем встревожил даже своих приближённых, не видевших меня таким прежде. Я приказал через пятки ещё дышавшего Бетиса продеть ремни и привязать к колеснице. Кони потащили его вокруг города. Я был отомщён и горд придуманной казнью, ведь так же поступил бы сам великий Ахиллес, от которого я веду свой род!

Впереди был Египет. Жители Чёрной земли, пострадавшие некогда от персов, приняли меня как освободителя. Я проделал трудный путь по бескрайней пустыне к храму бога Амона. Четыре дня нас мучили страшная жажда и палящий зной, но снова боги оказались милостивы ко мне, послав спасительный дождь с грозой. Мы ловили с жадностью капли влаги ртами. Боги послали мне стаи воронов, которые летели перед знаменем впереди, указывая мне дорогу.

Там, в Египте, меня настигли неприятные известия. Сын Пармениона, юноша Гектор, которым я особенно дорожил, желая догнать меня, когда я спускался по реке, посадил с собой на маленькое судно больше людей, чем оно могло выдержать, и лодка перевернулась. Намокшая одежда тянула Гектора на дно, но он всё же сумел добраться до берега. К несчастью, там он, не получив ни от кого помощи – его люди выбрались на берег в другом месте, – испустил дух. Отягчало горе моё и известие о гибели Андромаха, наместника царя в Сирии, которого сожгли заживо самариты. Надо было отомстить за него. Я поспешил в Сирию и казнил жестоко виновных.