И з с п р а в к и к р и м и н а л и с т и ч е с к о й л а б о р а т о р и и Н Т О. «На основании экспертизы, проведенной методом сравнительной микроскопии, было установлено, что следы от микрорельефа стенок канала ствола, оставленные на оболочке пули из револьвера «Наган», выстреленной 20 декабря 1973 года, идентичны следам, оставленным на оболочке пули, выстреленной 16 сентября 1969 года и хранящейся в пулегильзотеке оперативно-технического отдела управления. Также идентичны следы удара бойка на капсюле гильзы, использованной при выстрелах из того же вида оружия в первом (1969 год) и втором (1973 год) случаях».
Майор Соболев прочитал справку и стал рассматривать две фотографии одного и того же человека. Одна из фотографий — Лыков в 1969 году. Вторая — Лыков в настоящее время. Последнюю принес Гусев. За день до того, как Лыков стрелял в Луневу, его сумел зафиксировать на пленке один из сотрудников группы Гусева. «Полярник» стоял у табачного киоска с пачкой сигарет.
— Изменился, — заметил Соболев. — Правда тут и маскарад роль играет: очки, борода. На старой фотографии он острижен под машинку.
— Но хватка та же. Волчья, — сказал Гусев.
— Обижаем волка, лейтенант… Волк рвет, когда ему надо. А эти? — Соболев махнул рукой. — Именно за наганом он в наш город приехал. И за деньгами, украденными из совхозного сейфа. Но было еще одно обстоятельство, которое его сюда привлекло, Зинаида Лунева. Из-за нее он и задержался в наших краях. Но — мимо… А как она?
— Был у нее сегодня, Владимир Павлович. Уже лучше. Поговорить с ней разрешили. Пуля прошла выше локтя, кость не задета. Но пока слаба.
— Пусть тебе спасибо скажет. Если бы ты не подтолкнул Лыкова, он бы ее застрелил, это точно.
— А она, между прочим, неплохая дивчина, товарищ майор. Красивая, а жизнь не сложилась.
— Не в красоте, говорят, счастье. Но я лично сомневаюсь в этой присказке. Красота для женщины — именно счастье.
— Про свою жизнь она рассказывала. Отец ее пил, все заботы на матери лежали, а она часто болела. Сестра старшая, когда замуж вышла, уехала с мужем на Украину. Отец вскоре после этого погиб: сунулся пьяный под колеса поезда. Мать умерла. Зина в детдом попала, училась на курсах продавцов, на работу устроилась. Сперва в ларек, а теперь вот четыре года в баре. Вот в баре-то ее и приметил Лыков. Дней через десять после того, как он проводил ее первый раз домой, его наши забрали. Это после дела по совхозной кассе. Он еще тогда пел ей: летчик, полярник, исследователь. Девочка-то всему верила, подарки любила. Но когда его посадили и он исчез с горизонта, она быстро его забыла. Между прочим, говорит, думала, что в какой-нибудь экспедиции сгинул. И вот вдруг объявился.
— Забыла — следовательно, не любила.
— Она и сейчас его отвергла. Клюева она любит.
— Клюева? А ожерелье от Лыкова взяла.
— Глаза ей эти камешки ослепили. Из тех, значит, женщин она, что шик-блеск любят. Но когда он во второй свой приход к ней хотел на ночь остаться, Лунева его выпроводила и ожерелье вернула. Он подчинился. Думал тихо к ней подобраться, без шума, шум ему, беглому, ни к чему. Но когда увидел, что не поедет она с ним и вообще его гонит, пренебрегает, видите ли, им, разъярился.
— Постой, постой! — Соболева словно бы осенило. — Так это он и напал на Клюева, которого Сергеев ищет? Он же кричал тогда перед тем, как выстрелил в Луневу: «Твоего хахаля уже и в живых нет!». Видимо, как-то узнал про Клюева, выследил их встречи.
— Капитан Сергеев Томилину подозревает.
— Это он самую вероятную версию отрабатывает. Но сейчас главное — найти Лыкова. Тогда и увидим, какая версия правильная.
— Найдем, Владимир Павлович!
— Конечно, найдем. Надо будет проверить его старые связи.
— А вы, лейтенант, побывайте еще раз у Луневой в больнице. Возможно, Лыков ей проболтался, где, у кого он останавливался.