Книги

Бесогон-2. Россия вчера и сегодня

22
18
20
22
24
26
28
30

Сегодня мне хочется продолжить разговор об анатомии фальши. О подмене. О том, как одно превращается в другое у всех на глазах, как в цирке. Когда одни понятия заменяются другими, когда оценки чего-либо мгновенно меняются, превращаясь в совершенно противоположные. И, что самое главное, люди этого не видят, не чувствуют, у них не возникает мысли о том, совпадает ли то, что известный человек говорит, с тем, что он делает. Сочетается ли то, к чему он нас призывает, то, что он декларирует, с тем, во что он действительно верит. Вообще сочетается ли его внешний образ с ним самим — реальным.

Я заговорил об этом, потому что совсем недавно была довольно показательная история. Я о нашумевшем интервью нобелевского лауреата по литературе 2015 года Светланы Александровны Алексиевич.

Нобелевский лауреат по литературе… Кто постарше, помнит, какое значение имело появление нового лауреата Нобелевской премии по литературе.

Вот в какой ряд встало имя нобелевского лауреата Алексиевич — Редьярд Киплинг, Бернард Шоу, Ромэн Роллан, Эрнест Хемингуэй, Уильям Фолкнер, Габриэль Гарсиа Маркес. А из пишущих на русском языке? Иван Бунин, Борис Пастернак, Михаил Шолохов, Александр Солженицын, Иосиф Бродский. И Светлана Александровна Алексиевич.

Казалось бы, Нобелевская премия должна быть достаточно объективной. Все-таки она дается за литературу. Но дело в том, что сегодня анатомия фальши распространилась довольно широко. Мы начинаем понимать, что не только качество литературы является основанием для того, чтобы писатель получил эту премию.

Сегодня мы видим, что Алексиевич получила Нобелевскую премию не столько за литературу, сколько за политическую позицию. За ту точку зрения, которая сегодня наиболее выгодна миру, состоящему с Россией в напряженных отношениях. Вероятнее всего, случай Светланы Александровны не единичный и далеко не первый. Многие и считали, и считают, что премия Александру Солженицыну также дана не столько за литературу, сколько за позицию, за его неприятие советской власти, революции, Гражданской войны. Но Солженицын — это большая литература, гигантский труд. С ним можно соглашаться или не соглашаться, но все «здание» его литературы стоит на очень мощном мировоззренческом фундаменте. Он открывал для себя мир, находил что-то новое, но это не сдвигало его с личной позиции, которая делала его большим писателем Солженицыным.

Что же мы имеем в случае с писателем, лауреатом Нобелевской премии, госпожой Алексиевич?

Ну, вообще, справедливости ради, практически все писатели, которых я назвал, свою известность получили раньше, чем они были удостоены Нобелевской премии. И Фолкнер, и Киплинг, и Бунин, и так далее. Боюсь, что не ошибусь, если скажу, что произведения госпожи Алексиевич приобрели известность после того, как она получила Нобелевскую премию. А если говорить про масштаб личности, стиль, язык — основу литературы? Она пишет на русском языке. Разве сегодня в нашей литературе нет достойных авторов? У нас есть и Захар Прилепин, и Виктор Пелевин, и Алексей Иванов, и Евгений Водолазкин. Совершенно другой уровень владения языком, литературным мастерством. Значит, ей дали Нобеля не за литературу. А за что? За ту точку зрения, которая совпадает с тем, что сегодня в тренде.

Давайте попробуем разобраться, вспомнив и сравнив человеческую фундаментальность Солженицына, да и всех тех писателей, которых я назвал, с тем, что являет собою госпожа Алексиевич.

Журналист Сергей Гуркин взял интервью у госпожи Алексиевич. Причем он сразу предупредил ее, что разговор будет жестким, интервью будет браться человеком, стоящим на других позициях. Это, в общем, было принято собеседницей, но ход беседы привел к тому, что на тридцать пятой минуте госпожа Алексиевич ее остановила, прекратила и запретила публиковать сказанное.

Вопреки этому запрету господин Гуркин опубликовал это интервью на портале «РЕГНУМ», за что потерял работу в издании «Деловой Петербург».

Вот как сам Сергей Гуркин объяснил свой поступок: «Интервьюируемый лауреат в категорической форме запретила мне публиковать это интервью. Я этот запрет проигнорировал. Я объясню почему. Я считаю себя демократом. Демократия одновременно предполагает свободу слова и ответственность за слово. Кроме того, я журналист. И если интервьюируемый а) знает, что говорит в публичном месте при свидетелях, для интервью под запись и б) в начале разговора соглашается отвечать на вопросы в лоб, но после 35 минут разговора решает, что интервью ему не понравилось, то это его проблемы. Теперь к сути. Это интервью — благодаря не мне, но ей — хорошо тем, что в нем наконец многое сказано прямо. И поэтому — благодаря не мне, но ей — оно стоит сотни разговоров „мягко и ни о чем“».

Теперь я хочу предложить вам прочесть отрывки из этого интервью, наиболее интересные и вызвавшие резонанс.

«Сергей Гуркин, журналист: Вы знаете, кто такой Олесь Бузина?

Светлана Алексиевич, писатель: Которого убили?

Гуркин: Да.

Алексиевич: То, что он говорил, это тоже как бы вызывало какое-то ожесточение.

Гуркин: То есть таких надо убивать?

Алексиевич: Нет, я этого не говорю. Я понимаю мотивы людей, которые это сделали.

Гуркин: Вы находите для них очень много оправданий.