Но не так просто оказалось пережить все это определенной части нашей интеллигенции. Меня не оставляет ощущение, что они испытали панический страх от этого объединения.

Удивительно, либеральная интеллигенция не боится объединения мальчишек и девчонок, выходящих громить полицию, выступающих за так называемую свободу, мало понимающих, что происходит. Но — выражающих свое негодование. Это нормально. Потому что это — протестное движение. А когда люди собираются не протестовать, а объединиться, возрадоваться тому, что они живут в одной стране, что у них одна история, одна судьба… Почему это вызывает такой страх? Вот характерная реплика: «Это не наша Победа, а идущие с портретами люди вообще не имеют к ней отношения. Мы не имеем права пользоваться этим праздником. Это Победа других людей, которые жили давно. У нас должны быть свои Победы. И мы не должны хвастаться теми Победами. И мы, нося георгиевскую ленту, оскверняем ее значение, потому что она принадлежала тем, кто воевал».

Появились два слогана: «Никогда больше!» и «Можем повторить!». То есть «Никогда больше» — с точки зрения либеральной интеллигенции — это положительный лозунг, а «Можем повторить» — это милитаристский лозунг, это призывы к войне, это разрушение и т. д.

Как это оформляется в интернете?

Вот что, например, пишет кинокритик Екатерина Барабаш: «Правда можете повторить? Ну что ж — давайте, повторяйте. Отправляйте сыновей на фронт, готовьтесь к похоронкам, к вернувшимся без рук и без ног мужьям. Привыкайте есть по 125 грамм хлеба пополам с землей, нестись в бомбоубежище под вой сирен. Повторите концлагеря, где сгинут в газовых камерах ваши семьи. Не стесняйтесь — повторите кровь, ужас, ошметки тел, ледяные окопы, голод, смерть миллионов. Вперед — любой каприз. Вряд ли нормальным людям с вами по пути. Мы ничего не хотим повторить. Нiколи знову. Больше никогда».

Но кому она это говорит? Нам? Это мы сжигали в лагерях? Это мы бросали бомбы, расшвыривающие ошметки тел?

Костюмер Надя Нудьга заявляет: «А что мы „можем повторить“? 42 ляма погибших, оккупацию чужих земель, воровство космической и ядерной промышленности у немцев?! Что? ЧТО мы можем повторить? Организовать перевоз немецких концлагерей на свою территорию? Моего деда убить. Что патриотические бл* * *и имеют в виду, когда собираются повтор устроить?!»

Вы посмотрите, каким образом переворачивается сознание. Кому это говорится? Милая, напиши это по-немецки. И помести это на сайте, который смогут прочесть немцы.

Вот что пишет еще один кинокритик, Антон Долин: «Написал. Стер. И опять пишу. Сгиньте уже, чертовы милитаристы, с вашими парадами и ржавыми игрушками — да хоть бы не ржавыми, а начищенными до блеска, это ж еще противней. И не смейте приплетать сюда победу в Великой войне, одержанную другими людьми, до вас и без вас. Вы тут ни при чем. Ваши парады — тем более».

Что значит — «приплетать сюда победу в Великой войне» и «не смейте приплетать ее»? Как это «не сметь»? Это не одна страна? Это не родные люди? Это какое обрезание корневой системы! «Мы — молодая страна, нам 20 лет». А эти «игрушки», господин Долин, если не дай бог что, вашу жизнь будут защищать.

А как шельмуется фраза, вырванная из контекста: «Можем повторить»! Это текст, написанный в 1945 году на колонне Рейхстага. И вот как он звучит: «За налеты на Москву, за обстрел Ленинграда, за Тихвин и Сталинград. Помните и не забывайте, а то можем и повторить». Можем повторить то, что мы сделали ценою миллионов жизней, и вот расписываемся в поверженном Берлине на стене Рейхстага. Вот откуда эти два слова.

А теперь задумаемся: как эти люди, о которых я говорю, повели бы себя в 1941 году? Я думаю, мы можем себе это представить. Тому свидетельство, например, дискуссия в эфире «Дождя» относительно судьбы Ленинграда.

Вопрос был поставлен так: «Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы сберечь сотни тысяч жизней?» Представьте себе на секунду, что этот вопрос услышали те, кто во время блокады умирал от голода и холода. Хоть кто-нибудь из них сказал бы такое вслух? «Слушайте, отдайте вы этот город. Чего мы мучаемся? Войдут сюда немцы, сохраним дворцы все, и Зимний дворец, и Константиновский. Сохраним все. Ну пусть побудут здесь оккупанты… в конце концов, есть примеры этому…» И совершенно логически в это мнение укладывается, например, замечание журналиста Александра Минкина: «Может, лучше бы фашистская Германия в 1945-м победила СССР? А еще лучше б — в 1941-м! Не потеряли бы мы свои то ли 22, то ли 30 миллионов людей. И это, не считая послевоенных „бериевских“ миллионов. Мы освободили Германию. Может, лучше бы освободили нас?»

Господин Минкин, даже если бы так произошло, то, например, вам не пришлось бы видеть торжества демократии. Потому что газовые камеры пришли сюда точно так же, как и в другие страны.

А вот что пишет Людмила Улицкая: «Мы все с легкой снисходительностью относимся к французам, потому что мы-то молодцы, а французы — немцам сдали свою страну. Сейчас прошли годы — Париж стоит, они его сохранили, они сохранили культуру. Да, конечно, французы не молодцы, а мы молодцы. Но страна была разрушена, народу погибло ужасное количество».

А вот что пишет Михаил Берг, культуролог, публицист: «Жаль, что не проиграли в войну. Не надо было бы справлять насквозь фальшивый праздник Дня Победы, да и история у нас была бы иной — нормальной, не инфантильной».

«Не инфантильной»… А разве не инфантильность то, что написано ими?