— И что же нам делать? — спросил Фуэнтес. — Это слишком серьезное знание.

Кристина пожала плечами.

— Оказавшись в гуще битвы, всегда надо выбирать сторону, вам этот выбор предоставлен. Возвращайтесь в свои страны и расскажите правду своим гражданам. Уберегите их от этой невидимой напасти или служите системе. Выбор всегда за вами, я лишь рассказала вам правду. Ту, которую узнала сама, а правда способствует лишь прозрению, но не счастью.

— Приходится верить, — смущенно сказал Горчаков, — хотя признаюсь вам честно, что лучше считать это страшной сказкой.

— Я не знаю, во что верить, — честно сказал Фуэнтес, — но знаю, что слишком долго отдавал всё, чтобы в моей Европе царила подлинная демократия. Я не могу отдать её так легко!

Кристина улыбнулась. Кажется, скоро она сможет создать свой повстанческий союз. Как интересно поворачивается колесо жизни.

— И не надо, — сказала она, — живите как жили, работайте как работали и делайте то… о чем нельзя сказать открыто, но можно делать тайно, помня о правде, которую вы все здесь услышали.

— Но что делать с этой правдой? — спросил Фуэнтес. — Ведь на то, о чём вы сказали, бог знает сколько лет потребуется.

Кристина пожала плечами.

— С правдой ничего нельзя сделать, — сказала она, — правду можно только хранить в своем сердце, и однажды к вам придут люди, которым будет нужна эта правда.

Некоторое время спустя она стояла посреди широкого поля в колосьях неубранной пшеницы. Алин заканчивала латать конвертоплан. К Кристине неслышно подошел Верховский.

— Думаете, она сумела уцелеть? — спросил он. — Она ведь пожертвовала собой, чтобы мы сумели уйти. Я никогда по-настоящему не был способен на это.

Кристина про себя усмехнулась. Ксения прямо-таки очаровала Верховского, любопытный фокус судьбы. Возможно, в иной ситуации… ну да что об этом.

— Думаю, что Ксения Игоревна справится с ситуацией, — сказала она, искренне надеясь на собственные слова, — она выбиралась не из таких переделок. Не казните себя, Александр Владимирович. Ведь способность признавать вину это не презренная слабость, а путь к гармонии с собой.

— Вы тоже удивительная, — сказал Верховский, — в вас нет ни капли цинизма. Я ведь тоже таким был когда-то.

— Ну какие мои годы, — засмеялась Кристина, — к тому же вы много не знаете о моей жизни. Возможно, лет через десять, пятнадцать я расскажу вам или вы сами узнаете. Но вы должны сами прожить эти десять лет. Сберечь себя. Живите той жизнью, которая вам дана судьбой. В этом и есть счастье.

Она коротко улыбнулась и отошла в сторону Штильхарта, который подавал Алин детали.

— Мы готовы лететь, — сказал он, вытирая руки.

— Отлично, — улыбнулась Левонова, — вы с Алин доставите раненых в Швейцарию. Думаю, там безопасно. Адмирал что-нибудь придумает.

— А ты? — спросила Авонамйелус. — Ты не полетишь с нами?